23

Канзас-Сити. Шум, веселье, суета, многолюдье – Энн хотелось вобрать в себя все без остатка. Экипажи, телеги и фургончики торговцев теснили друг друга на мостовых. Деревянные и каменные особняки – трех-, четырех– и пятиэтажные – высились по обеим сторонам улиц. То были основательные, прочные сооружения – не чета хлипким домишкам с декоративными фасадами, какие строили в Талсе. Тротуары были запружены людьми: бородатыми мужчинами в цилиндрах и котелках и женщинами в отороченных мехом пальто и муфтах. И всюду слышались лязг фургонов, крики мальчишек – продавцов газет, громыхание колес – словом, шум большого, кипящего жизнью города.

Первые четыре дня состояли из калейдоскопа магазинов, ленчей, чаепитий, ужинов, приемов и вечеринок. Уже на четвертый день Энн с таким же знанием дела, как и ее друзья, судила о фантастической электрической лампочке на Чикагской выставке, знала наизусть слова и музыку «Велосипеда для двоих» и не понимала, как все это время она могла обходиться без телефона.

В длинной накидке, скрывавшей нижнее белье, нижнюю юбку, манишку и новый вечерний корсет, обильно украшенный кружевными оборками и розочками, Энн разглядывала два платья, лежавших на кровати. Она никак не могла решить, какое из них ей выбрать – то ли небесно-голубого дамаста, то ли темно-зеленого китайского шелка. Заслышав приближавшуюся по коридору твердую поступь, она обернулась к двери. Из-под распущенных волос, свободно ниспадавших на плечи, она подняла сосредоточенный взгляд на Келла, вошедшего в первую из предоставленных им отцом комнат.

– Я рада, что ты вернулся, – произнесла она, когда он бросил шляпу на стул с выгнутой спинкой и рассеянно провел рукой по волнистым рыжим волосам. – Мне нужна твоя помощь. – Отступив назад, она в очередной раз задумчиво взглянула на платья. – Как, по-твоему, которое из них мне лучше надеть сегодня вечером к Холстонам?

– Неужели мы и сегодня будем ужинать в гостях? – Он нахмурился, а рыжеватые брови недовольно сомкнулись в густую линию.

– Да, у Холстонов. Я же сказала тебе утром, что нас пригласили. – Она взяла платье из дамаста и, приложив его к себе, повернулась к большому зеркалу. – Этот цвет мне идет, как ты думаешь?

– Энн, мы находимся здесь уже четыре дня и еще ни разу не ужинали с твоим отцом.

– Почему же? Он был и у Тэйлоров, и у Дэнби.

– Это не то же самое, что ужин дома.

– Папа наверняка меня понимает, – парировала она, зная, что ее мужу уже прискучили бесконечные светские рауты.

Ну и пусть. После четырех лет одинокого прозябания на ранчо ей был отпущен месяц удовольствий, и она не позволит Келлу его испортить.

– Он понял бы тебя гораздо лучше, если бы ты посвятила ему вечер.

Энн пропустила это замечание мимо ушей, критически оглядывая платье безнадежно устаревшего фасона.

– Цвет хорош, но вот турнюр – мне кажется, он слишком велик. Жаль, что мое новое платье еще не готово, – посетовала она. – Если б только можно было переделать вот это, но я не решаюсь снести его к портнихе. Она орудует языком так же споро, как иголкой, и через два дня все в Канзас-Сити узнают, что я перешила старое платье. – Она прикусила нижнюю губу, пытаясь найти решение. Тут она вспомнила об экономке отца. – Ну конечно же, – миссис Фланаган. Она прекрасно шьет. Я попрошу ее взглянуть на платье.

Найдя выход из положения, она бросила дамастовое платье на кровать и подняла шелковое. Услышав быстрые шаги по коридору, она было повернулась к двери, но решила, что поговорит с миссис Фланаган завтра. К темно-зеленому платью еще надо подобрать соответствующие украшения.

Торопливые шаги внезапно замерли у двери, вслед за этим раздался резкий требовательный стук. Энн прервала свои раздумья, пока Келл открывал. Перед ним стояла низенькая круглолицая ирландка в белом чепце с оборкой, скрывавшем ее рыжие, изрядно посеребренные годами волосы.

  104