18

За четыре месяца моей работы в Нью-Йорк-колледже я успела побывать с заболевшими или пострадавшими студентами почти во всех больницах «скорой помощи» на Манхэттене. И больница Святого Винсента к числу моих любимых не относится. Здесь есть телевизор в комнате ожидания, не спорю, но он всегда настроен на какой-нибудь сериал, а в автомате со сладостями мое любимое печенье вечно распродано. А еще сюда постоянно приходят разные сомнительные типы, которые пытаются убедить медсестру, что им позарез необходим морфин от каких-нибудь загадочных болей в ступнях. Иногда за ними даже забавно понаблюдать, но когда у них начинается ломка, они становятся агрессивными, и охраннику приходится выкидывать их на улицу. Они начинают стучать в окна и всячески мешают мне сосредоточиться на чтении журнала «Джейн».

Но хотя ждать в Святом Винсенте и противно, врачи здесь отличные. Они задали мне кучу вопросов о Джордане, на которые я не смогла ответить. Но как только я назвала его полное имя, они тут же вне очереди увезли его на осмотр, потому что «Гладкую дорожку» знают даже врачи.

Посетителей в палату не пускают, поэтому мне пришлось торчать в комнате ожидания. Но я нашла чем заняться: позвонила отцу Джордана и в подробностях рассказала ему о происшествии.

Естественно, мистер Картрайт был расстроен, что на самого популярного певца его фирмы – ну и сына – упал горшок с геранью. Поэтому некоторую резкость при разговоре я не стала принимать на свой счет. Наш предыдущий разговор тоже прошел не очень гладко – он тогда заявил, что заставит Джордана бросить Таню и мчаться прямиком ко мне, если я откажусь от своего требования записывать для следующего альбома только собственные песни.

Вообще-то, мистер Картрайт – гад порядочный. Может, потому Купер с ним и не разговаривает почти год.

Наверное, можно было бы сообщить Куперу, что его брат пострадал. Но Купер обязательно поинтересуется, что Джордан вообще делал в Фишер-холле. А я не очень-то умею врать. У меня такое чувство, что Купер видит меня насквозь, и все мои попытки напустить туману провалятся.

Поэтому я больше не стала никому звонить, просто села на пластмассовый стул в углу комнаты и стала наблюдать за пациентами, которых привозили на тележках. Это почти то же самое, что смотреть передачу про «скорую помощь», только не по учебному каналу, а в реале. Я увидела пьяного с окровавленной рукой, растрепанную мамашу с малышом, на которого она пролила горячий капуччино, школьника в форме с большим порезом на подбородке, строителя со сломанной ногой и компанию испанок без видимых проблем, они очень громко разговаривали и орали на медсестру. Я просидела еще двадцать минут, а потом охранник объявил, что все посетители могут на пять минут зайти к своим близким в палаты. Мы всей толпой – монашка, нервная мамаша, испанки и я – ввалились через двойные двери, и я стала оглядываться в поисках Джордана.

Он снова был без сознания, во всяком случае глаза у него были закрыты. Белый бинт резко контрастировал со смуглой от загара кожей. (У его родителей есть очень симпатичный летний дом в Хэмптоне: бассейн с водопадом и все прочее.) Тележку, на которой лежал Джордан, поставили в относительно уединенный уголок палаты. Медсестра мне сказала, что для него готовят кровать на втором этаже. Результатов рентгена еще не было, но судя по всему, у него сотрясение мозга.

Наверное, у меня был очень встревоженный вид, потому что медсестра положила руку мне на плечо и сказала:

– Не волнуйтесь, я уверена, он скоро снова сможет танцевать.

  66