37 
Наверное, это у них всех было в крови, у рыжих и веселых, шумных и дружных О’Лири. Морин улыбнулась, вспоминая свою семью. Она по ним скучала.
Ладно. Воспоминания воспоминаниями, а дело делом. Близится вечер, и скоро появится Тюра Макфарлан. Кроме того, надо подготовить вечерний туалет, продумать макияж – масса дел.
Морин еще некоторое время пометалась рыжим вихрем по дому, проверяя, все ли комнаты убраны, везде ли приготовлены столики для напитков, несколько раз навестила Кончиту, в чем не было особой необходимости, но чему обе стороны были рады, а потом зашла к Каседас.
Маленькая женщина сидела на кровати, с несчастным видом рассматривая несколько пар туфель на высоком каблуке. Морин одарила Каседас улыбкой, но та только рукой махнула.
– Я в ужасе, Морин! Это же орудия пытки, а не обувь. Я провалюсь и не смогу вытащить ногу, а все будут смеяться…
– Раз уж я здесь, давай попробуем похулиганить. Ты уже выбрала платье?
– Наверное, вон то черное?
Каседас нерешительно указала на простое черное платье с довольно маленьким вырезом и короткими рукавами. Морин с сомнением посмотрела на него, перевела взгляд на туфли…
Одна пара привлекла ее внимание. Туфельки из змеиной кожи, но необычной расцветки. Изумрудная зелень на носках сменялась цветом хаки, неожиданно вспыхивала ярко-желтой полосой, потом шли странные узоры, штрихи и точки черного цвета, ближе к пятке туфли узоры становились все гуще и словно стекали на высокий французский каблук абсолютной чернотой.
– Никогда такого не видела. Это искусственная окраска?
– Что ты, Морин! Это обычная анаконда. Такая расцветка у самцов в брачный период. Ричард убил одного, как раз в год нашей свадьбы. Громадная была змея, метров двенадцать.
– Ого!
– Бывают и больше. Ричарду предлагали за нее на месте десять тысяч американских долларов, но он отказался. Отнес шкуру индейцам, а они знают особые секреты выделки. Кожа совсем не тускнеет и сохраняется дольше. Это его подарок мне… только я никогда их не носила.
Морин решительно нырнула в шкаф. Через несколько минут ее поиски увенчались успехом. Шикарное, тоже черное, платье, только из шифона, на тонюсеньких кожаных парных ремешках, из которых один, собственно, поддерживал платье, а второй небрежно спадал с плеча. Подол асимметричный, но самое главное – черная полупрозрачная ткань отливала в серебро.
– Вот то, что нам нужно!
– Нет, Морин! Я не могу… Это слишком шикарно, я…
– У тебя есть черное боди? Ищи, я сбегаю к Марисоль и вернусь.
Прежде чем Каседас успела произнести хоть слово, рыжий вихрь умчался прочь.
Марисоль заканчивала прибираться в одной из дальних комнат. Ее специально отвели для отдыха пожилых дам, так что пепельницам здесь было не место, а вот рюмки для бренди были вполне кстати. Морин едва не стала причиной гибели нескольких таких рюмок, потому что Марисоль с перепугу упустила из рук поднос, но, к счастью, мягкий ковер не позволил им разбиться.
– Сеньорита Морин, вы меня до смерти напугали. Случилось что?
– Случилось! Бросай рюмки, здесь все уже отлично! Пойдем.
– Но куда?
– Ты говорила, у тебя есть ткани, которые ты сама расписываешь природными красками? Они здесь, в доме?
– Д-да, у меня в домике…
– Где это? Пойдем скорее.
– Это надо проплыть, прямо от нижней террасы, на каноэ, минуты три. Мой домик тоже на сваях…
Через десять минут смущенная и счастливая Марисоль стояла на коленях возле большого сундука и осторожно вынимала свои сокровища, а Морин О’Лири издавала нечленораздельные возгласы и всплескивала руками.
Это того стоило. Небольшие отрезы шифона, газа, китайского шелка, простого ситца, бязи, тюля превратились в маленьких руках художницы Марисоль в настоящее чудо.
На оранжевом фоне сияло золотое и белое ослепительное солнце. По изумрудному полю ползли, извиваясь, коричневые плети лиан, на которых розовыми и бирюзовыми взрывами распускались орхидеи. А вот одна большая орхидея, матово-персиковая, хищная, царственная, с белоснежной сердцевиной, из которой кровавыми брызгами вырастают тычинки, увенчанные коралловыми головками… Шкура ягуара, золотая и черная… Павлиний глаз… Лужа крови, оставшаяся на песке после удачной охоты, – желтая песчаная кайма, потом уже подсохшая буроватая линия, потом алая, бордовая, вишневая и самая темная, почти черная, рубиновая в центре…
37 
