Ее взгляд вновь устремился к реке, на этот раз с тоской. Столько воды! Как хорошо было бы принять ванну. Но, конечно, это невозможно у реки. Нет лохани и нет ведер, которыми можно было бы черпать воду.
Эрик вопросительно приподнял брови, когда Роберт толкнул его локтем в бок, проследил за его взглядом и увидел, как его жена с тоской смотрит на реку. Глядя на медленно текущие воды, он некоторое время размышлял, потом спросил:
– Ты бы хотела искупаться?
Розамунда, услышав вопрос, резко выпрямилась, глядя на Эрика во все глаза:
– А это можно?
Эрик пожал плечами:
– Не вижу препятствий.
Ее губы расплылись в улыбке. Она буквально сияла:
– Это было бы замечательно!
Эрик моргнул и чуть не улыбнулся в ответ, но вовремя остановился и резко встал:
– Ну, тогда пойдем.
Вскочив, Розамунда с готовностью последовала за ним на берег реки, потом вдоль берега, пока поляна не исчезла из вида. Когда он внезапно остановился, она тоже остановилась и вопросительно посмотрела на него.
– Начинай, – сказал Эрик, скрестив руки на груди и прислонившись к дереву.
– Что начинать? – медленно спросила она.
– Купайся.
Розамунда повернулась, осматриваясь.
– Где? – ошеломленно спросила она,
Эрик нахмурился, сердясь на ее несообразительность.
– В реке.
– Здесь? Под открытым небом?
При виде ужаса на ее лице брови Эрика изогнулись, но тут он вспомнил, что она только что из монастыря. Ее воспитывали монахини, и вряд ли сестры имели привычку купаться в реке. Скорее всего для них приемлемо только купание в лохани.
Вздохнув, он выпрямился:
– Я бы дал тебе лохань, если бы мог. К сожалению, когда путешествуешь, приходится обходиться тем, что есть под рукой. Ты, наверное, не привыкла к такой холодной воде, и вытираться тебе придется моей накидкой, но никто не увидит, а ты сможешь смыть пыль.
Розамунда стояла на том же месте и молчала. Она никогда не купалась в реке и вообще не купалась за пределами аббатства. Раз в месяц все монахини по очереди мылись в лохани, которую аббатиса поставила в пустой келье. Остальное время они ополаскивались стоя, если только не умудрялись сильно испачкаться. Обычно этим отличались лишь Розамунда и Юстасия. С ними вечно что-то происходило, поэтому они мылись один-два раза в неделю. Но вне стен монастыря Розамунда никогда не купалась. Аббатиса сочла бы это непристойным. Но как замечательно было бы смыть с себя дорожную пыль!
Видя, что жена продолжает неподвижно стоять и задумчиво смотреть на воду, Эрик нетерпеливо переступил с ноги на ногу и повернулся в ту сторону, откуда они пришли.
– Ну, если ты не будешь купаться, нам лучше вернуться…
– О нет, подождите. Прошу вас. – Розамунда схватила его за руку, чтобы остановить, но сразу отпустила и смущенно отступила назад. – Я хотела бы искупаться.
Он помолчал, кивнул и вернулся к дереву, у которого стоял раньше.
– Ну, тогда поторопись, – ворчливо велел он и снова скрестил руки на груди.
Розамунда переводила взгляд с него на воду и обратно.
– Вы собираетесь наблюдать, милорд? – спросила она наконец.
– Конечно, это моя обязанность.
– Да, но… вы…
Он приподнял бровь, и уголки его губ насмешливо дрогнули:
– Застенчивая?
Он зачарованно смотрел, как же ее лицо преобразилось во вспышке яростного гнева. Она на мгновение отвернулась, а когда снова повернулась, ее лицо уже было непроницаемым.
– Добродетельная, – мрачно поправила она. – Я была воспитана в добродетели, милорд. А добродетель не предполагает купания обнаженной перед незнакомцем.
– Я твой муж.
Она застыла при этом сдержанном напоминании. Он действительно ее муж. Он имеет полное право смотреть, как она купается. И он имеет право на гораздо большее. Купание вдруг показалось уже не столь привлекательным. Может, на ней не так уж много пыли?
– Я подожду, – смиренно сказала она.
Пожав плечами, Эрик повернулся и направился в сторону лагеря.
Розамунда бросила тоскливый взгляд на реку и последовала за ним.
Брови Роберта удивленно взмыли, когда они вернулись в лагерь.
– Что? Вы что, не стали купаться?
Розамунда покраснела.
– Я чересчур устала, чтобы купаться, – солгала она. Заметив, что Эрик не занял место у огня, она взглянула через плечо и увидела, что он расстилает свою накидку на земле и ложится на дальний край.
– Что вы делаете? – спросила она.