Особенно,... 
34 
Несмотря на сюжет — женщина, встающая с постели после ночи любви, — в портрете не было ничего пошлого и непристойного. Приглушенные краски — элегантно модные, единственно яркими были только волосы Изабеллы и желтые розы.
Это был портрет возлюбленной, написанный человеком, которого возлюбленной была его жена. И еще, если бы она могла быть судьей, это была поразительно хорошая картина. Свет, тени, композиция, цвета — все было верно схвачено на маленьком полотне. Художник размашисто расписался в углу картины: «Мак Маккензи».
— Видите? — тихо произнесла Изабелла. — Он действительно гений.
Бет сжала руки.
— Это прекрасно.
— Он написал это наутро после свадьбы. Набросал эскиз прямо здесь, в спальне, а закончил в студии. Небрежная работа, называл он ее, но говорил, что не мог остановиться.
— Вы правы, Изабелла. Он действительно любил вас.
Слезы катились по щекам Изабеллы.
— Видели бы вы меня на балу, когда я была дебютанткой, глупенькой девочкой, а он — самым порочным человеком из всех, кого я когда-либо встречала. Его даже не пригласили на тот бал. Он, как говорят, «тронулся» из-за пари. Он заставил меня танцевать с ним, говоря, что я слишком труслива. Он поддразнивал меня и посмеивался надо мной, пока у меня не возникло желание его задушить. Он знал это, черт его подери. Он играл со мной, как с рыбкой, зная, что ему только стоит загнать меня в его сети. — Она вздохнула. — И он загнал. Я вышла за него замуж в ту же ночь.
Бет снова стала рассматривать картину. Мак мог бы начинать эту ночь как жаворонок, но закончить ее совсем по-другому. Картина была плодом вдохновения, в ней были нежность и мягкие краски. Работа влюбленного.
— Спасибо, что показали мне, — сказала Бет.
Изабелла улыбнулась:
— Вам надо понять, кто такие Маккензи. И я счастлива, что вы привлекли внимание Йена, но, может быть, я окажу вам плохую услугу, моя дорогая. Любовь к Маккензи может погубить вас. Будьте осторожны.
Сердце Бет дрогнуло. Она понимала, снова глядя на прекрасную женщину, с такой любовью изображенную Маком Маккензи, что уже поздно думать об осторожности.
После той встречи Бет не видела Йена целую неделю. Она ждала обещанной записки с назначением следующего свидания: Но ничего не получила. Она старалась не вздрагивать каждый раз, когда внизу раздавался звонок, и когда она слышала, как лакей или горничная торопливо направляются к комнате. Она пыталась не чувствовать острого разочарования, когда проходили дни и… ни слова.
Нашлась бы сотня причин, почему он не искал встречи с ней, говорила она себе самой, главной из них были дела, которыми он должен был заниматься. Изабелла объяснила, что Харт поручал ему проверять свою политическую переписку и договора, помнить их содержание, а затем предупреждать Харта, если тот находил фразы, которые имели особое значение для герцога.
У Йена были большие математические способности, и он следил за капиталовложениями братьев Маккензи. Как опытный шулер, помнивший каждую карту на столе, Йен следил за колебанием курса на биржах и знал все с необыкновенной точностью. За годы, прошедшие после того, как он покинул частный сумасшедший дом, он почти удвоил и без того огромное состояние семейства Маккензи.
— Я бы совершенно не удивилась, если бы это послужило для Харта причиной выпустить Йена из сумасшедшего дома, — объясняя его отсутствие, сказала Изабелла. — Я считаю, что это немного несправедливо, но Харт умело использовал поразительный мозг Йена. Ничего удивительного, что Йен постоянно страдает от головной боли.
Бет возмутило такое отношение к Йену. Возможно, Йену нравилось работать на брата, хотя он никогда об этом не вспоминал. Но это объясняло его отсутствие на этой неделе.
В субботу Изабелла повезла Бет еще на один роскошный бал, на этот раз его давала герцогиня в своем великолепном, как дворец, доме. Бет танцевала с джентльменами, бросавшими на нее хищные взгляды. Если бы она была тщеславной молодой женщиной, она могла бы поверить, что они восхищены ею, но она прекрасно все понимала. Многие друзья Изабеллы жили отнюдь не по средствам. А вдова с большим банковским счетом была именно тем, в чем они нуждались. «Французские крестьяне, притворяющиеся знатью», — сказала бы с презрительной усмешкой миссис Баррингтон. Она вообще неодобрительно относилась ко всем французам. Не считая, разумеется, Бет.
34 
