Хотя концовка довольно странная, как будто подразумевается продолжение. Но всё равно,... 
8 
Либби устало посмотрела на него.
— В нашем сутяжническом мире такая болезненная честность может быть слишком дорогим удовольствием.
Либби поежилась и обхватила себя руками, потирая пробежавшие по рукам мурашки.
— Вы мне угрожаете?
Прежде чем он смог ответить, из-за кустов появилась радостно лающая собака.
— Он достаточно реален для вас? — Либби приподняла бровь и победоносно взглянула на него. — Юстас, хороший мальчик!
Собака продолжала лаять издалека.
Рафаэль наблюдал за ее попытками приблизиться к нему с критической ухмылкой.
— В душе собака по-прежнему осталась волком, это стайное животное, которое должно знать, кто главный.
Либби искоса посмотрела на него и продолжила звать пса.
— Очевидно, это вы.
У этого мужчины на лбу было написано, что он — альфа-самец.
— Мой образ жизни не позволяет мне заводить домашних животных.
Это был образ жизни, который он сам выбрал, жизнь, которая подходила ему. Никакого багажа, никакой ответственности за других.
Однажды он попытался взять на себя ответственность и не справился, и вина за то, что он подвел человека, за которого был в ответе, оставалась с ним долгие годы.
Он подвел единственного человека, которого любил.
И для Рафаэля было не важно, что большинство считало обязанностью матери заботиться о безопасности сына, а не наоборот. Его мать была одной из тех хрупких душ, потрепанных неприятием и жаждой одобрения любого мужчины, который появлялся в ее жизни; и она была готова завоевывать его одобрение любыми способами, даже если для этого надо было бросить сына с кем-нибудь, кто готов был о нем позаботиться.
Она всегда возвращалась с чувством вины, говорила, что он единственный мужчина в ее жизни, и какое-то время все шло хорошо, но потом всегда появлялся новый мужчина. И однажды она не вернулась. Рафаэль отправился на ее поиски, но опоздал.
Она умерла в одиночестве в каком-то далеком селе, в котором даже не было чистой воды, не говоря уже о докторе. И Рафаэль в то время даже не смог позволить себе купить надгробный камень.
В то время ему было пятнадцать, и он копил на надгробие два года. Сейчас в деревне была чистая вода, а в прошлом году он заложил первый камень клиники.
— Но это не мешает вам быть экспертом, — протянула Либби. — Почему я не удивлена? Чтобы вы знали, с Юстасом плохо обращались. Ему нужны нежность, забота и любовь, а не запугивание, и он…
Только войдя во вкус своей речи, Либби остановилась, потому что напряжение, исходившее от него, наконец, достигло ее. Она посмотрела на него:
— Вы в порядке? Голова?
Нет, физическая боль не могла объяснить те ужасные страдания, которые отражались в его глазах.
Рафаэль взглянул в небесно-голубые глаза и почувствовал странное желание ударить ее за то, что она увидела больше, чем должна была.
— Моя голова в порядке, — сказал он, делая шаг вперед, но мысленно он сделал несколько шагов назад, отталкивая мрачные воспоминания и фокусируясь на ложбинке между ее грудей, которую открывал вырез на свитере. — Итак, вы разбираетесь в животных.
Либби проследила направление его взгляда и задрожала. А ведь на мгновение она решила, что он не поверхностный человек! Она с отвращением фыркнула и отклонилась назад. Она еще сильнее презирала себя за то, что ее тело продолжало реагировать на него без ее согласия.
— Скажем так, я предпочитаю их мужчинам, — улыбнулась она и мысленно добавила «некоторым».
И сделала вид, что не услышала его смеха.
— А теперь, если позволите…
Она повернулась к нему и сделала жест рукой, словно застегивала рот на молнию.
Рафаэль улыбнулся и наклонил голову.
Либби продолжила уговаривать Юстаса подойти к ней, пока ее терпение не иссякло. Она выпрямилась, что-то пробормотала и откинула прядь волос с лица.
— Ладно, если вы такой умный… — Она фыркнула, почему-то надеясь, что у него тоже ничего не получится.
Он шагнул вперед, сказал несколько строгих слов на своем родном языке, и собака, которая неожиданно стала понимать испанский, пошла к нему, словно овечка.
Либби стиснула зубы и мысленно назвала пса предателем, когда тот сел у его ног и завилял хвостом, едва мужчина наклонился, чтобы погладить его по голове и прошептать слова похвалы, а потом поднял поводок с земли.
Либби взяла в руки протянутый поводок и сощурилась.
8 
