41 
— Я никогда и не говорил, что жил в Кении. — Он присел на стол с другой стороны. Его лицо было неподвижнее каменной маски. — Ты сама так решила, потому что мои родители живут там сейчас. После того, что произошло с Каролиной и Шарлем, они не могли здесь оставаться и вместе со мной перебрались в Кению.
— Почему же ты мне не рассказал? Боялся, что я буду ревновать?
Он удивился.
— Ревновать? Из-за моей любви к Каролине и маленькому Шарлю? Нет, не в этом дело. Но я действительно не хотел говорить тебе, что моя семья была связана с этим островом.
Медленно она повернула голову. Что ей сказала Джинни? «Узнай, зачем он этого добивается».
— Джейк, ты говоришь, что хочешь разобраться в родстве Джинни с Винсентом. А мне кажется, что у тебя есть другие интересы. Поэтому ты лгал мне, может быть, во всем.
— Ну вот! — зло сказал он. — Винсент уже заморочил голову Джинни, а теперь и ты сомневаешься во мне.
— Скажи наконец, какие у тебя мотивы, и предоставь мне самой судить обо всем. Если Винсент — мой отец, — отчетливо произнесла она, — как же быть с тем, что, по-твоему, он убил твою жену и ребенка?
— Мою жену? — Джейк казался сбитым с толку.
До чего же хитрый, подумала Эмбер, он бы провел и святую инквизицию.
— Я говорю о Каролине.
Его удивление только возросло.
— Но она не была моей женой. Что за странные мысли!
— Каролина Кавендиш, — с ударением произнесла она. — Не притворяйся, Джейк, ее имя было на картине.
— Но это вовсе не означает, что она моя жена, — спокойно повторил он. — Каролина была моей сестрой.
— Твоей сестрой?! — нетвердым голосом переспросила Эмбер. — Но ты же говорил, что у тебя нет ни брата, ни сестры.
— Теперь нет — из-за Винсента Сент-Оноре.
— О, Джейк… — печально отозвалась она.
— Каролина была моей старшей сестрой. Но во многих отношениях она была младше меня. Мне нравилось опекать ее, защищать. — Его взгляд затуманился.
— Прости, — пробормотала Эмбер.
Он подошел к ней, положил руку ей на колено.
— Понимаешь, с самого первого раза, как ты о ней заговорил, я думала, что вы были любовниками.
— А почему же ты не спросила? Мне и в голову это не приходило. Прости, Эмбер, но откуда такая странная идея?
— То, как ты говорил о ней, думал о ней… И потом, когда я увидела портрет… она так прекрасна…
— Да, — сказал он странно напряженным голосом.
— Джейк, теперь я понимаю, почему ты так зол на Винсента. Но я беспокоюсь. Здесь есть что-то еще, что заставило тебя везти меня через полмира, в эти места, — что это?
— Справедливость.
Да, ее опасения подтверждались. Она печально сказала:
— А может, эта твоя справедливость — месть?
— Эмбер, — сказал он, — ты думаешь, я могу стерпеть, что Винсент и Джинни живут во лжи? У нее нет прав на плантацию. Это касается всех членов семьи Сент-Оноре, и они рассчитывают на меня.
— Да, конечно, — вспомнила она. — Ты ведь встречался вчера с Паскалем и его матерью.
Ей было странно думать, что у нее могут быть здесь родственники. Странные люди и странная земля, на которой они живут, со своими странными обычаями, с кровной враждой и семейными тайнами, как в средневековье.
Джейк сжал ее ладонь, будто понимая, что творится у нее в душе.
— Паскаль очень красив, голубоглазый блондин, атлетически сложенный, но сначала он был настроен очень враждебно. В конце концов мы поладили, — добавил он, — возможно, благодаря его жене, Мэнди. Она сейчас ждет ребенка. Она очень доброжелательна, они, кажется, счастливы вместе.
Эмбер спросила:
— А как насчет матери Паскаля, сестры Винсента?
— Сюзанны? — Глаза Джейка сузились. — Она безумно носится с Паскалем и ненавидит своего брата. Даже имени его слышать не желает.
— Да? — Ее голос дрогнул. — А ты сказал им обо мне?
— Я сказал им, что уверен в том, что дочь Винсента — это ты. Для Сюзанны это было потрясение. Мне показалось, она знает, что претензии Джинни будут опровергнуты.
— И Сюзанна надеется на наследство? — закончила его мысль Эмбер. — Но ведь Винсент может оставить все какому-нибудь другу или даже кошачьему приюту.
— Винсент никогда такого не сделает. Он потомок старинного французского рода. Он гордится своими предками и озабочен отсутствием наследника. Он оставит «Бо Риваж» только тому, в ком течет его кровь, прежде всего, конечно, своему ребенку.
41 
