Особенно,... 
43 
– Значит, это полярник якута уложил?
– Дурак ты, Паша, – Вилен Михайлович на минуту поставил бинокль на подоконник, – зачем ему своего будущего тестя убивать, да еще при свидетелях? И потом, когда он на улицу выбежал, пистолета у него не было. Сдается мне, заварушка там у них вышла. Шепелев что-то прознал насчет алмазов и решил у Кюкюра все подробности выяснить. Только тот не сказал ничего.
– Это-то ты с чего взял?
– А с того, Паша. У якута лицо выглядело что твоя отбивная. Пытали они его. Зятек будущий помочь ему решил, но тоже вляпался. Его как пить дать подставили. Этот майор, что с машиной приехал, так и ластился к Карагодину.
Вилен Михайлович снова умолк.
– Пойдем-ка и правда дербалызнем, прочистим горло и мозги, – поднялся он со своего боевого поста. А Варька где? – щурясь от яркого света, спросил он, заходя на кухню.
– Ты че, батя, не слышал ничего? Она же к матери поехала. Собралась и уехала. Перед этим скандалила долго.
– Да? – Яковенко-старший устроился на табурете за кухонным столом.
На столе стоял самогон в литровой бутылке из-под американского спирта и одиноко бурел соленый огурец на тарелке.
– Пашка, – Вилен Михайлович поднял на сына недовольный взгляд, – где закуска?
– Так говорю же, Варька ушла, – вздохнул сын, почесав себя за ухом, – надоело ей, видите ли, в прислугах у нас ходить. Сука, – как-то без особой обиды добавил он.
– Ну ничего, сынок, скоро заживем, а Варька твоя скоро проситься к нам станет.
Он поднялся и пошел в кладовку. Вскоре вернулся, неся в руках несколько банок: с тушенкой из кабана, с маринованными огурчиками, с салатами.
– Достань-ка сала, Паша, – отец принялся открывать принесенные консервы.
Вскоре стол был сервирован довольно-таки сносно. Пашка разлил самогон по стаканам.
– Ну, Паша, – глава семьи поднял стакан с бело-мутной жидкостью, – за скорейшее обогащение.
Они чокнулись и выпили.
– А Варька, хрен с ней, сама прибежит, – закусив, произнес Вилен Михайлович. – Или другую себе найдешь. За тобой такие девки будут бегать, Паша!
Выпили еще. Пашке начинали нравиться такие перспективы. Но его теперь сильно беспокоило исчезновение Родионова.
– Так чего, батя, куда же этот полярник делся-то? – спросил он, наливая по третьей.
– Соображать надо, Паша, головой. – Яковенко-старший постучал себя указательным пальцем по виску. – Ты-то сам как думаешь?
– Может, его давно уж схватили и теперь выпытывают, где наши камушки лежат? – предположил тот.
– Нет, Паша, ушел он, ушел, как пить дать. Как только он сбежал, в ту же ночь Карагодин за квартирой Кюкюра наблюдение поставил. Вон «жигуленок» красный до последнего под окнами его караулил. Значит, еще не схватили. Только сегодня снялся «жигуленок»-то. Соображаешь, что это значит?
– Поймали… – с испугом произнес Пашка.
– Может, и поймали, Паша, но я так не думаю. Если больше двух суток поймать не смогли, то теперь уж и подавно. Чует мое сердце, ушел он от них. Но если «наружку» сняли, значит, знают или предполагают, что далеко он уже и сюда не вернется. Логично?
Вилен Михайлович поглядел на сына замутненным взглядом.
– Логично, – быстро согласился сынок. – Только, батя, никак я в толк не возьму, если они его с техникой да с бригадой найти не смогли, то как мы найдем? Ведь я так понимаю, что надо его найти, чтобы от него тайну выведать.
– В том-то и дело, Паша, что я знаю, куда он направляется. Тогда, в шестьдесят третьем, когда банда на наш конвой напала, ранило меня. Не то чтобы сильно, но больше никого в живых не осталось – всех положили. Меня бы тоже порешили, но я вовремя мертвым прикинулся. Лежу это я и одним глазком за всем наблюдаю. На гимнастерке, чувствую, кровь теплом растекается, а я смотрю.
Вилен Михайлович опрокинул в себя еще полстакана самогона и захрустел огурцом. Еще не дожевав, стал говорить дальше:
– Этих бандитов двое в живых осталось. Один постарше – лет этак сорок, а другой – помоложе. Осмотрелись они, видят – мертвые все. У меня в тот момент сердце в пятки ушло. Когда отстреливались, испугаться еще не успел, а вот когда они наших осматривать стали, вот тогда испугался, врать не буду. Лежу – не дышу. К счастью, не заметили они, что живой я. Слышу, шаги удаляются. Я снова глаз приоткрыл. Вижу – тот, что постарше, поднял револьвер, направил его в грудь молодому и… В общем, положил он его. Это чтобы алмазами не делиться. Тот как стоял, так и свалился с открытыми глазами. Тогда старший, даже не взглянув на него, быстро направился к машине. Положил револьвер и хотел уже в кузов запрыгнуть. Только недострелил он молодого. Тот сел, винтовку свою нащупал и, прицелившись, пальнул старшему в спину. Вот такие дела.
43 
