В ее паспорте не оказалось штампа прописки, но зато Угольцев узнал ее фамилию, имя и отчество. Он понял, что не имеет права терять эту девушку.
Он не спал всю ночь и теперь чувствовал, как нарастает постепенно тупая загрудинная боль — последнее время у него начало пошаливать сердце. Помимо всего прочего, страшно хотелось пить. Но он боялся остановиться даже на минуту, потому что вполне мог потерять их из виду — и тогда все пропало. Правда, каким-то чутьем он ощущал, что белая «Волга» будет ехать без остановки до самого дома девушки. Но дело было в том, что он знал по собственному горькому опыту, что потерять в этом мире в тысячу или даже в миллион раз легче, чем найти.
На выезде из Туапсе белая «Волга» успела проскочить на желтый свет. Угольцеву показалось, что прошло целых полчаса, прежде чем загорелся зеленый. Вдобавок ко всему откуда-то на его полосу влез рефрижератор, у которого были неполадки с выхлопной трубой — оттуда валили клубы ядовито-синего дыма. Угольцев почувствовал, как закружилась голова и пересохло во рту, и еще крепче ухватился за руль.
«Стар ты уже для таких подвигов, — пронеслось у него в мозгу. — Было бы разумней развернуться на первом же ответвлении, позавтракать в каком-нибудь кафе у моря, вздремнуть часика два — и в обратный путь. Девушкой больше, девушкой меньше… Да и она вся погружена в другого. Пройдет немало времени, прежде чем она сумеет его забыть. Ведь ты не выносишь, когда твоя женщина, находясь с тобой, вспоминает о том, как ее любил и ласкал другой…»
В этот момент рефрижератор съехал на обочину, и он увидел впереди белую «Волгу». Девушка вдруг оторвала голову от плеча своего спутника, тряхнула роскошными волосами, еще не знающими никаких «блондоранов» и «колестонов», и обернулась. Их глаза на мгновение встретились, и Угольцев понял, что не повернет, даже если ему придется ехать без остановки до Алма-Аты или даже Владивостока.
Муся сразу узнала того мужчину. Почему-то она ни капли не удивилась, хотя поняла, что он ее преследует. Разумеется, ни о каком совпадении не могло быть и речи.
Она беспокойно поерзала на сиденье. Она знала, что боится этого человека, вернее, того упорства, с каким он навязывает ей себя. И в то же время она почувствовала, что ее возбуждает его безумное поведение. Разумеется, она бы никогда не смогла его полюбить — об этом вообще не может быть речи, особенно теперь, когда она встретила Вадима. Однако ей очень льстило, что этот уже не молодой и, по всему видно, преуспевший в жизни человек не просто обратил на нее внимание, а совершил невероятный по теперешним понятиям поступок.
— Мария-Елена, этот безумец на «рафике» едет за нами уже часа полтора. Мне кажется, я где-то видел его.
— Возможно.
— Неужели он будет преследовать меня до самого Ленинграда?
Муся вздохнула и отвернулась. Она вдруг поняла, что ей больше всего на свете хотелось, чтобы город Ленинград и прилегающие к нему окрестности с их военными лагерями вдруг взмыли в космос и переселились на другую планету, а еще лучше в другую галактику. Тогда им не пришлось бы расставаться.
— Знаешь, мне действует на нервы его физиономия. Такое ощущение, будто он чего-то от меня хочет.
— Но ты ему этого не дашь, правда?
— Ни за что на свете. У этого типа совершенно одержимое выражение.
— Я люблю одержимых. Скажи, а ты бы смог преследовать меня, если бы я вдруг взяла и уехала с кем-то другим?
— Что за глупости ты говоришь, Мария-Елена? Разве я позволил бы тебе уехать с другим?
— А если бы я не спросила твоего разрешения? Предположим, ты проспал меня. Скажи: ты стал бы меня преследовать?
— Нет. Хотя мне бы очень этого хотелось.
— Но почему бы не стал?
— Каждый человек имеет право на выбор. А уж тем более красивая женщина. Я бы не смог навязать тебе мою любовь. К тому же я думаю, мужчина не должен считать любимую женщину своей собственностью.
Она почувствовала разочарование. А ей так хотелось, чтобы Вадим считал ее собственностью. Ведь она вся до последней клеточки принадлежит ему. Неужели он не понимает, что женщина должна быть собственностью мужчины, которого любит?..
— И ты бы смог смириться с тем, что я… изменила тебе с другим?
Он смерил ее быстрым встревоженным взглядом.
— Мария-Елена, скажи мне, какое понятие ты вкладываешь в слово «измена»?