Я увидела Кентона сразу же: он стоял у стены, расположенной с левой стороны от решётки. На его вытянутые вверх руки были надеты кандалы; цепи крепились к вбитому почти под самым потолком крюку. Часть расположенной напротив него стены была сдвинута в сторону, по-видимому, при помощи неоднократно упоминавшегося рычага. Того, что располагалось за этой стеной, я со своего места видеть не могла, но мне чрезвычайно не понравились раздававшиеся оттуда звуки. С первого раза распахнуть дверь камеры не удалось: она оказалась заперта.
- Ключ! - крикнула я своему сопровождающему.
Тот, побледнев, закачал головой.
- У меня нет ключей от этих камер, нас никогда сюда не подпускали, - принялся объяснять он. - Сюда вход был разрешён только особым приближённым графа и барона.
Чертыхаясь и не прислушиваясь к его бормотанию, я принялась возиться с замком при помощи извлечённой из волос шпильки. Я нервничала и спешила, а потому движения пальцев были недостаточно точными, и на замок пришлось потратить больше времени, чем бывало необходимо до сих пор. К тому моменту, когда я закончила и рванула на себя дверь, обстановка в камере резко изменилась, и далеко не в лучшую сторону. Через отверстие в стене из соседнего помещения внутрь медленно вошёл огромный зверь.
Видеть такое животное мне никогда не приходилось, но слово "хищник" было будто выведено на нём крупными буквами. У него было массивное, мускулистое и очень гибкое тело, шерсть ржаво-коричневого оттенка с черными поперечными полосами, жёлтые глаза и длинный хвост. Чем-то это животное напоминало кошку, может быть, своей гибкостью и мягкостью поступи, вот только желания вытянуть руку и погладить пушистую шерсть не возникало никак. Размеры у этой зверушки были весьма внушительны; предполагаю, что длина её тела достигала не менее двух с половиной ярдов.
Зверь слегка пригнул голову и зарычал; казалось, от этого звука вот-вот задрожат стены. Взгляд жёлтых глаз недвусмысленно устремился на Кентона. Зверь сделал несколько мягких шагов в сторону узника, остановился, громко дыша, и вновь зарычал, оскалившись.
Я видела, как Кентон сжал зубы и изо всей силы дёрнул руками, но цепи, конечно же, оказались крепче. Господи, он же совершенно беспомощен! Эта тварь сожрёт его в один момент.
Не раздумывая и не взвешивая возможных последствий, я бросилась в камеру и встала перед Кентоном, загораживая его от зверя собственным телом.
- Абигайль, что ты делаешь? - голос Кентона звучал безнадёжно. - Уходи немедленно.
- Не могу, - отрезала я, где-то на краю сознания понимая, что он, наверное, прав: аппетита у зверя в любом случае хватит на двоих.
Что-то подсказывало мне, что эту огромную кошку кормят нерегулярно, специально для того, чтобы она всегда была готова увидеть пищу в ставшем неугодным узнике.
- Что значит "не можешь"?! - взбешённо вскричал Кентон. - Это я не могу! А ты можешь, и сейчас же уйдёшь отсюда, как миленькая!
- Ты всегда был негостеприимен, - кивнула я, не оборачиваясь. - То "Убирайся отсюда!", то "Зачем ты пришла?". Чему вас, аристократов, только учат в детстве?
- Это только с тобой, - заверил меня Кентон.
- Я тронута таким особым отношением.
- Абигайль, исполни мою последнюю просьбу, - мягко произнёс Кентон и рявкнул: - выйди отсюда вон!
Я хотела ответить, но не успела. Звериная морда внезапно исчезла из поля моего зрения. Потому что ещё один человек в точности повторил мой недавний манёвр.
Говорящая стояла теперь между мной и зверем, идеально ровно держа спину и высоко подняв голову.
- Мне нужен горячий факел, быстро! - сосредоточенно сказала она.
Я метнулась вон из камеры. Но, поравнявшись с дверью, оглянулась. Говорящая смотрела прямо в жёлтые звериные глаза, и весь её облик излучал спокойствие и превосходство. Я тебя не боюсь, говорил хладнокровный, уверенный взгляд. Я сильнее. Ты ведь и сам не испугался бы маленького пушистого зайца? Для меня ты не более опасен.
Зверь, казалось, смутился. То ли действительно поверил в неуязвимость неожиданно появившегося противника, то ли просто опешил от подобной наглости. Во всяком случае хищник стоял на месте, долее не пытаясь продвигаться вперёд, и пусть и продолжал время от времени порыкивать, но как-то неуверенно. Хотя от этих звуков душа всё равно уходила в пятки.