60 
– Что?
– В смысле? – нахмурился Рауль, сел на предложенный Давиду стул задом наперед и оперся руками на спинку.
– Расстались.
– Но… не понимаю.
– Я тоже, – Давид поднял на нас глаза, в которых застыло недоумение пополам с болью. – Мы не ссорились. Если бы мы поссорились, потом бы помирились. Обязательно. Как всегда. Но мы не ссорились. Мы просто расстались. Мирно. Понимаете?
– Нет, – ответил за нас обоих Рауль.
– А что тут понимать?! – громыхнул Давид. – Что понимать? Расстались! Она попросила меня отвезти после больницы не в нашу квартиру, а к родителям.
– Погоди, – остановил его жестом Рауль, и в его голосе послышались нотки облегчения. – Ты, видимо, не так понял мою сестру. Лауре нужны уход и помощь, как были нужны и мне, когда я восстанавливался после аварии. Она еще слишком слаба, да к тому же, как и многие женщины, пережившие подобную ситуацию, находится в подавленном состоянии. С ней кто-то должен быть постоянно.
– Думаешь, я бы не взял отпуск, чтобы быть с ней? Думаешь, я бы не поддержал ее? Почему все думают, что это только Лаура потеряла ребенка? Это мыпотеряли его, – с нажимом проговорил Давид, глядя на друга красными от недосыпа глазами, в которых плескалась боль. Он заходил по комнате. Что-то бормотал, размахивая руками, не слыша нас, не видя, замкнувшись в своем горе. Как он вообще сел за руль в таком состоянии?
Наконец, перестав кружить по гостиной, он замер в центре. Комната всегда в его присутствии казалась мне маленькой: Давид умудрялся как-то занимать все пространство собой – крупной фигурой, громовым голосом, широкими жестами. Но сегодня она выросла до размеров тронного зала, в котором гуляют сквозняки. Я даже невольно поежилась от холода.
– Я привез Лауру к родителям, и она сказала мне, что между нами все кончено. Почему – не объяснила. Но ее тон был таким… таким, что я ей поверил. Закончилась история. Поставлена точка. Закрыта книга. Лаура идет своей дорогой, я – своей. Все.
Вся его поза – поднятые плечи, разведенные в стороны ручищи, вывернутые носками наружу, как у Чарли Чаплина при его знаменитой походке, огромные ступни – выражала даже не отчаяние, не вопрос, а твердую точку.
– Сядь, – сказал Рауль, поднимаясь со стула и усаживая на него Давида.
Тот сел машинально, словно и не понимал, что делает. Мне подумалось, что он не отдает себе отчета в том, что происходит вокруг него, потому что для него сейчас все, что происходило снаружи, перестало существовать, остановилось. Не идут часы, поэтому для него нет времени. Не движется земля, поэтому все застыло в тени, на границе между светом и темнотой. Не колеблется воздух, потому что Давида окружает вакуум. Его мир теперь не снаружи, а внутри – он весь состоит из боли, которая наполняет его всего, вытесняя другие ощущения и чувства.
– Мне казалось, что этомы должны пережить вместе. А она посчитала – что по отдельности. Каждый сам по себе. Она – там, я – здесь. Я где-то допустил ошибку, сказал что-то не то, сделал что-то не так? – посмотрел он вопросительно на меня.
Я покачала головой. Что я могла ему ответить?
– Давид, ты не виноват.
– Почему она решила, что не может положиться на меня? Разве я ей не доказал обратное однажды в сложной ситуации?
– Женщины… – вздохнул Рауль и ровным голосом спросил у Давида: – Ты собираешься так быстро сдаться?
– Что? – встрепенулся тот.
– Спрашиваю: ты вот так быстро решил сложить руки? Лаура сказала, а ты поверил. Да, она находится в таком состоянии, что отторгает всех и вся. Замыкается в себе, уходит от мира, отвергает руку помощи, отталкивает тех, кого любит. Ты правильно сказал, что пережить должны вместе, так не дай ей закрыться, помоги ей справиться.
– Как? – вопросил Давид. – Как, если она меня видеть не хочет?
– Не знаю, – честно ответил Рауль.
– Давид, докажи ей еще раз, что не бросаешь в сложной ситуации. Рауль уже сказал: Лаура находится в таком состоянии, что отвергает всех и вся. Но кто-то ей все равно нужен.
– Может, ты с ней поговоришь? – с надеждой спросил Давид.
– Конечно поговорю, – ответила я. – Но и ты…
– Завтра! – не дал мне договорить Давид. – Завтра, пожалуйста! Я тебя отвезу к ней и привезу обратно! Или ты тоже уезжаешь?
60 
