Особенно,... 
25 
Меня едва не сбила какая-то машина, вывернувшая из подъездной аллеи. Я выругалась и пошла к ждущему огоньку такси.
Было за полночь, когда я, наконец, услышала в соседней спальне шум — заявился мой благоверный. Что-то с грохотом уронил, выругался, снова уронил…
Я высунула голову в ванную.
— Пол? У вас все в порядке?
Заскрипела кровать. Невнятное бормотанье… Я приоткрыла дверь в спальню.
— Пол?
Клейтон сидел на кровати, глядел на меня и по-идиотски улыбался. Пиджак валялся за опрокинутым креслом, галстук на полу, один ботинок у порога, другой на ноге…
— Я напился! — объявил гордо.
— Что вы сделали? — не поверила я.
— Я напился!
Я вошла, с любопытством приглядываясь. Лицо горит, глаза шальные, волосы смешным хохолком… Клейтон попытался встать, но засмеялся и упал обратно на постель.
— Как же это так? — укоризненно сказала я. — Бедная девушка ждет-пождет, а вы в это время накачиваетесь?
— Вы веселились! — заявил он. — А я что, права не имею? Вы целовались с Боровом при всем честном народе, а я должен был спокойно наблюдать за этим?
— Ай-ай, как не стыдно подглядывать! Мы обменялись дружеским поцелуем на прощанье… Давайте-ка снимем рубашку.
Он тяжело мотнул головой, не замечая, как я расстегиваю пуговицы на его рубашке.
— Дружеским… взасос… да еще он лапал вас… а вы не должны были… мы же договаривались…
Он задержал мои руки на ремне брюк.
— Что это вы делаете?
— Не насилую, не надейтесь. Будьте хорошим мальчиком, ложитесь спать.
— Лягу, — послушно кивнул он. — Лягу, только если вы ляжете со мной.
— Что?
Он сделал усилие и поднялся, качнувшись и уцепившись за мои плечи. Заговорил — почти с детской обидой:
— Ну так нельзя! Зачем ты меня дразнишь? Сегодня ты так смотрела, а потом целовалась с этим Боровом! Мы так не договаривались! Сколько можно ждать? Я жду — а ты с Жирным Боровом! Послушай… пожалей меня. Я больше не могу! У меня второй месяц никого нет!
— Некоторые постятся годами… — пробормотала я, но его губы поймали мои, и я отстраненно подумала, что для Клейтонов месяц — это, вероятно, очень большой срок. А потом — его губы, его руки, его тело, прижимающееся ко мне в торопливо распахнутом халате… В конце концов… я хотела этого… сама хотела… подумаешь… Но каким-то дальним умом, памятью, которая никогда не спит, я понимала — все не так просто. Я буду привязана к нему — окончательно. Тяжело дыша, Пол целовал мою шею, пока его руки освобождали меня от остатков одежды. Откуда-то всплыло воспоминание — ведь так совсем недавно в его кабинете… И я выдохнула ему в ухо:
— Это что… в счет долга?
Он замер. Он остановился — оттолкнул меня резко. Чтобы не упасть, я схватилась за спинку кровати.
— Зачем ты это сделала? — выкрикнул хрипло. — Зачем ты это сказала? Ты мне не должна! Ты мне ничего не должна! Ты поняла меня? Ты поняла? Убирайся отсюда! Убирайся! Уходи, ты что, не понимаешь?
Я подобрала халат и, путаясь в собственных ногах, бросилась к себе. Некоторое время в соседней спальне было тихо. Потом что-то грохнуло о стену, зазвенело, брякнула дверь. Внизу взревел мотор.
Он разобьется, подумала я. Он разобьется. Он никогда не был таким пьяным. Никогда не садился пьяным за руль.
И заплакала.
*****
Клейтон явился в офис с опозданием. Буркнул на ходу:
— Зайдите!
Уволит или разведется? Я зашла. Клейтон смотрел на меня ввалившимися глазами. Я тоже, вероятно, выглядела не лучшим образом — уснула уже под утро.
— Я вчера… — сказал он хмуро. — Я напился.
Я молча кивнула.
— Я был пьян… — повторил Клейтон задумчиво. Я решила ему помочь.
— И ничего не помните.
Он медленно качнул головой. Черта с два он не помнил. Просто вспоминать ему было неприятно. Не потому что он напился. Не потому что внезапно возжелал меня: через полтора месяца воздержания ему, вероятно, было плевать, кого трахать. Ему было невыносимо вспоминать, что он меня не взял. Щелчок по его самолюбию. Его мужской гордости.
— С кем не бывает, босс, — сказала я, считая разговор оконченным.
— Это — все? — кинул он мне вдогонку. — Это все, что вы можете мне сказать?
— Но ведь вы ничего у меня не спрашивали. Вы говорили, а я соглашалась.
25 
