Рыхлая, розовая, с просвечивающими сквозь слизистую кожу сосудами, туша Ирракшаны возлежала на каменном постаменте с затейливой резьбой. Недоразвитые конечности подрагивали в такт дыханию. Пожалуй, она могла показаться жалкой в своем уродстве, если бы не парализующий взгляд черных, как провалы, глаз с белым зрачком, если бы не чудовищная сила, струящаяся от гротескнонеуклюжего тела.
Здесь был ее мир, в котором не оставалось места для чужого разума, чужой воли. Здесь властвовала ОНА.
Принца Хельги тоже увидел. Тот стоял, приподнявшись на носках, всем корпусом подавшись вперед, в странном, наклонном положении, исключавшем всякое равновесие. Он не сводил зачарованного взгляда с белого, плоского лица Демона. Хельги почувствовал: происходит нечто гнусное, противоестественное, непристойно мерзкое. Таким вещам вообще не должно быть места на свете!
Спригган действовал не задумываясь, почти рефлекторно. Подскочил, уцепил ученика за шиворот и со всей силы швырнул назад, к выходу. Принц пролетел десяток шагов, побежал, нелепо раскорячившись и взмахивая руками, затем в гробовой тишине был слышен глухой звук падения и короткий вскрик. Эдуард вывалился из пещеры и скатился к подножию.
А Хельги остался с Ирракшаной. Один на один. Теперь она смотрела на него.
Выражение лица демона едва заметно изменилось, легкое недоумение скользнуло по нему мимолетной тенью.
– «Ты кто, смертный»? – беззвучный вопрос.
– Отвали, зараза! – в голос заорал Хельги. Он ясно ощущал, как щупальцачерви проникают в мысли, опутывают мозг паучьей сетью.
Яркие губы расплылись в плотоядной улыбке. Новая еда, которая пришла сама, без приглашения, была гораздо лучше предыдущей – слабой и пассивной сущности. Эта сопротивлялась отчаянно, с безнадежным, обреченным остервенением, сильная и питательная.
Но постепенно довольство хищницы сменилось нетерпением: процесс поглощения затягивался. Впервые за многие столетия ее существования Ирракшане попалась жертва, способная так долго бороться за жизнь.
Позднее Хельги так и не смог ни вспомнить толком, ни описать, что чувствовал в эти страшные минуты. Ирракшана высасывала его разум как вампир – кровь. Она проникала в каждую клеточку его мозга, в каждый закоулок мысли, он переставал быть собой, тонул, растворялся в черной бездне ее сознания. Он упирался, отбивался как мог, но что может смертный противопоставить могуществу демона?
Его почти уже не было, когда Ирракшана, желая добить непокорного, вновь заговорила.
«Я Ирракшана! – пульсировало в мыслях. – Я власть и сила! Я твой ужас и твоя гибель! Ты мой! Тебя нет! Повинуйся мне, смертный, повинуйся! Я приказываю!»
И тут – нет, не Хельги – то, что от него осталось (видимо, осталось худшее), взорвалось яростью, мгновенно и многократно умножившей жалкие остатки его сил.
– Сперва заплати, потом приказывай, гадина! – Ему казалось, что он оглушительно орет, на самом деле звука не было, почти лишенное сущности тело бездействовало. – Сама повинуйся, тварь! Это я твой ужас! Пиявка розовая!
Она не ждала удара. Она вообще не знала, что подобное возможно. Чужая воля, холодная и яркая, ворвалась лавиной, разделилась, разветвилась, опутала, сковала и начала затягивать в ледяной омут чужого разума.
Она не понимала, что происходит. Она до самого конца не верила. А когда осознала, было поздно. Пятнадцатого октября двадцать седьмого года по староземскому летоисчислению Ужас Трегерата перестал существовать.
Сначала он стал собой: вынырнул из почти поглотившей его черной топи, вернул все отобранное. На этом бы и остановиться! Но взбесившаяся сущность жаждала мести. И, не отдавая себе отчета, он стал воспроизводить то, что мгновения назад испытывал в сетях разума Ирракшаны. Только роли поменялись.
Он не ведал, что творил. И даже если бы мог в этот момент соображать, все равно не поверил бы, что такое возможно. А когда его собственный мозг затопила тошнотворная волна чегото чужого и мутного – обрывки погибших мыслей, сплетения незнакомых образов, клочки неизвестно чьих воспоминаний, – соображать было поздно.
Но он успел сделать еще коечто: метнул нож, всадив лезвие точно промеж глаз издыхающего чудовища.
Аолена девицы нашли быстро. Он созерцал прекрасное в музее, который находился как раз напротив библиотеки. Отправили первородного проверить, на месте ли гном, а сами поскакали за людьми.