91 
– Если провести конкурс на самого замызганного принца в мире, победа нам обеспечена! – просипела Энка.
Аолен и Ильза, поддерживая друг друга, перемещались в пространстве довольно успешно. Но свалился гном, и на их долю тоже досталась ноша.
Часы казались сутками, минуты – часами, мгновения растягивались, будто резиновые. Аолен впервые за все путешествие потерял счет времени. Дня и ночи больше не было. Лес круглые сутки озарялся мертвенноголубым дрожащим мерцанием древней магии. И не было спасения от этого изнуряющего света: закроешь глаза – а он не меркнет, будто веки стали прозрачными.
Шли из последних, быстро убывающих сил: падали, засыпали, поднимались… шли дальше. Медленно, очень медленно. Почти не ели – большую часть груза пришлось бросить, – заканчивалась и вода. Ту, что хлюпала под ногами Аолен и Хельги в один голос запретили пить.
– Это уже не вода, а зелье для ведьм. Можно разливать в тару и продавать на ярмарках, – объяснил спригган. – Будете падать – смотрите, чтобы в рот не попало!
– Будете тонуть – не нахлебайтесь, – проворчала Энка и завалилась на бок.
Когда не смогла подняться Ильза, стало совсем плохо. Ношу пришлось перераспределить. Шипящей от негодования сильфиде поручили гнома, Аолену – Ильзу. Хельги и Меридит обменивались принцами через каждые двести шагов.
Аолена все больше охватывало отчаяние. Он не был настоящим воином, его не учили терпеть холод, голод и страх, забывать про боль – он был рожден для другого. После Уэллендорфской резни, расколовшей его жизнь надвое, молодой эльф сам научился справляться с обрушившимися на него тяготами и лишениями, приспособился, притерпелся.
Но последнее испытание сломило его.
Кровавая пелена застилала глаза, грязь и пот едкой смесью покрывали тело, кровь грохотала в висках, легкие жгло, как после долгого бега. Ноги налились свинцовой тяжестью, плечи ломило от непосильной ноши.
Как преодолеть себя, как усилием воли заставить двигаться уже отказывающееся жить тело? Эльф начал отставать.
– Не смотри вперед, – просвистел над ухом осипший голос Хельги, – смотри только под ноги. Так легче.
Аолен понимал, каких усилий стоила сприггану эта короткая фраза. Но совет был уже бесполезен.
– Все! – Эльф рухнул ничком, он задыхался. – Не могу… Это конец.
Нет, это не был конец. Кансалонцы свалились рядом, побросав тела спутников в плесень, и принялись тихо, сквозь зубы, перебрасываться обрывками фраз, им одним понятных.
– Кого? – просипела Меридит.
– Принца и Ильзу, – откликнулась Энка.
– Ученик! – с тоской выговорил Хельги.
– Гном?
– Да.
– Живыми?
– Да. Судьба решит.
– Нет! – Взгляд Хельги был страшен. – Ты бы хотела здесь… живой?
– Нет.
Эльфу стало страшно.
– Вы о чем?!
– О том, кого оставить, – бесцветным голосом ответила диса. – Всех не унести. Ты лекарь, Рагнар воин. Нужны, потащим. Хельги не вправе бросить ученика. Значит, остаются Ильза и гном.
– Но так нельзя! Они погибнут, сгинут заживо!
– Не заживо, – уточнила Энка.
До эльфа наконец дошел весь ужас происходящего. Он закричал.
– Тогда вставай и иди! – жестоко отрезала диса. – До конца.
Конец наступил ненамного позже. Земля под ногами задымилась, голубоватые огненные струйки потекли по беленой плесени, заскользили вверх по стволам. Удушливый дым, пахнущий чем угодно, но только не горящим деревом, забил легкие. Черные провалы расползались там, где только что плесневели кочки. Странный, тоскливый, мертвый вой прорезал тишину.
– Все, – услышал эльф спокойный, ясный голос дисы, – вот теперь конец.
Тьма заволокла глаза.
Он лежал навзничь на траве в самом обычном лесу, ветер шевелил верхушки уже сильно пожелтевших деревьев. После магической синевы воздух тоже казался желтоватым. Дышалось легко, даже слишком легко. Страшная тяжесть, свинцом наливавшая тело, пропала. Эльф казался себе таким невесомым, что вотвот налетит ветерок, подхватит и унесет его как осенний лист.
Вот он, значит, каков – Мир Предков, Долина Забвения…
Эльф заставил себя сесть. Огляделся. И увидел остальных.
Ильза, принц и гном лежали в рядок на травке. Дышали ровно и глубоко, будто спали. Две девицы сидели тут же, круглыми, как плошки глазами таращились на сприггана, будто впервые в жизни встретили этакое диво. Сам же он недоуменно моргал, лицо было растерянным до глупости.
91 
