51 
Эля, которой к тому времени надоело лежать на холодной земле, пугливо смотрела, как Долбушин выволакивает из машины таксиста. Тот вяло шевелился и мычал.
– Полезай на заднее сиденье! – приказал Эле Долбушин.
Эля продолжала таращиться, что-то напряженно соображая.
– Дяде больно! – сказала она.
– Дядя спит! – Долбушин затолкнул ее в машину. Голоса берсерков звучали уже совсем близко.
Кресло было придвинуто слишком близко к рулю, и длинные ноги Долбушина ужасно ему мешали. К тому же он давно отвык от педали сцепления и дважды заглох, петляя по сложному лабиринту дворов.
На мелкой, ярко освещенной улочке царило непривычное для этого часа оживление. Навстречу Долбушину промчались три мощных джипа и микроавтобус. Сквозь тонированные стекла микроавтобуса можно было разглядеть головы берсерков. Взбешенный Тилль, которому доложили о неудаче, спешил добить раненого лиса.
Рукой закрывая лицо, чтобы по нему не мазнули встречные фары, Долбушин торопливо соображал. Из его форта никто пока не прибыл. Людей Гая и «белдосиков» тоже видно не было. Салон был прокуренный. Перед глазами у Долбушина пакостно прыгал висевший на зеркальце зеленый чертик. Глава финансового форта ехал осторожно. Сознание меркло. Он не понимал, что бормочет за его спиной Эля. На светофоре он откинулся на спинку и закрыл глаза.
Ему было ясно, что ехать домой нельзя. Там его будут ждать и искать в первую очередь. В подъезд он не прорвется: берсерки Тилля застрелят его еще в машине. Кроме того, Долбушину важно было понять, какова роль Гая. Он ли натравил на него Тилля, или мясник принял решение самостоятельно?
Долбушин проехал длинный мост, остановился, включил аварийку и позвонил Гаю. Гай снял сам, хотя обычно трубку брал его секретарь. Долбушин отметил эту подробность.
– Альберт? Почему так поздно?
– В меня стреляли.
Гай вздохнул. Однако Долбушин не сказал бы, что он удивлен.
– Сожалею, Альберт! Но вам известен мой принцип. Я занимаюсь исключительно распределением псиоса. Трения фортов меня не касаются…
Долбушин посмотрел на свою ладонь, зажимавшую рану. Он знал, что его сейчас ищут. Тиллю важно добить его, пока глава финансового форта не оправился и не нанес ответный удар. Гай же – единственный, кто может остановить Тилля, – собирается ограничиться ролью наблюдателя.
– Чтоб ты сдох! – прошептал Долбушин.
Гай никогда не жаловался на слух.
– Ненависть – это эмоции. Выживает сильнейший. Иногда умнейший. Но никогда тот, кто не умеет держать себя в руках! Желаю вам удачи, Альберт Федорович! – сказал он и отключился.
Долбушин швырнул телефон на сиденье. Потом опомнился, снова взял аппарат и, открыв его, вытащил батарею. Тилль не гений, но найти человека по подключенному телефону способен вполне.
– Моя ляля тоже пит! – внезапно сказала Эля.
Долбушин обернулся. Кажется, это было самое длинное предложение, которое он от нее слышал. Или не самое длинное?
– А?
– Дядя пит и ляля пит, – повторила Эля.
Долбушин не сразу понял, что она говорит о таксисте.
– Потому что ночь, – хмуро сказал он.
Над мостом, не скрываясь, пронеслись две гиелы с всадниками. Долбушин покачал головой. Тилль совсем перегрелся. «Чешет» небо гиелами. И кого они надеются сверху увидеть? Человека в угнанном такси?
Он выключил аварийку и тронул машину. Проехал по длинной улице, под мостом развернулся и снова затормозил. Долбушин с тоской смотрел на светофор, дружелюбно моргавший стрелкой, и ожидал от него подсказки. Ему, главе форта, человеку, имевшему десятки влиятельных знакомых, не к кому было поехать. Сильный и преуспевающий, он был нужен всем. Слабый и раненый, да еще и с дышащими ему в спину берсерками – никому. Только друзья остаются с тобой в беде – знакомые сразу исчезают.
Светофор снова замигал зеленой стрелкой. К Долбушину он был настроен дружелюбно. На сей раз Долбушин не обманул хорошего отношения светофора и послушался стрелки. В голове у него возникла картинка дома, перед которым он подолгу сидел в машине, зная, что там наверху его дочь. Он помнил исцарапанную кабину лифта с невыветриваемым азотным запахом, в которой он катался вверх и вниз в надежде, что Аня в нее войдет. Помнил комбинацию кнопок кода и бдительную старушку-консьержку, которая пропускала всех, кто шел с решительным видом, и останавливала всякого, кто случайно поворачивал голову в сторону ее стеклянного загончика.
51 
