55 
«Все люди – недоверчивые суслики, сидящие в своих норках. Чтобы суслик вылез, надо дохнуть в норку. В каждую норку отдельно», – уставшими глазами читала Мамася.
Она грызла карандаш и хмурилась. Как у редактора, у нее сразу возникала куча вопросов. К примеру, каким образом автор предполагает дышать в норку? При условии, что у норки два входа – воздух будет выдуваться в противоположный. Или зачем перед «норкой» стоит слово «своих»? Обоснованно ли такое уточнение? Какой смысл суслику сидеть в чужой норке? Он что, в гости пришел? А ходят ли суслики в гости?
Мамася хотела вообще выкинуть спорный абзац, разом покончив со всеми сусликами и норками, но тут в дверь позвонили. Мамася зевнула и отложила рукопись. Суслики были спасены.
Москвичи делятся на две большие группы. Первая закрывается на сто замков и цепочек и даже родственникам открывает после продолжительного допроса, кто такой и зачем явился. Другая не закрывает дверей вообще или открывает их кому угодно, уверенная, что ничего ужасного с ней не произойдет. Мамася относилась ко второй «ужаснонепроисходительной» группе.
Поэтому, когда в час ночи кто-то нажал на кнопку звонка, она решила, что это либо вернулся Артурыч, так и не заехавший в Тулу, либо у соседки-старушки опять подскочило давление, и она просит сделать ей укол.
Открыв замок, Мамася потянула дверь на себя и застыла в крайнем недоумении. На пороге стоял высокий мужчина, сильно кренящийся вперед и держащийся за бок, и с ним рядом девушка. От неожиданности Мамася попыталась захлопнуть дверь, но ей помешала стремительно вставленная в щель ручка зонта.
В следующую секунду мужчина не столько вшагнул, сколько ввалился в ее квартиру, втащив за собой девушку. Мамася разглядела на его одежде большое красное пятно.
– У вас кровь… Я вызову «Скорую»! – Мамася метнулась к телефону, но, едва она коснулась его, большая рука легла поверх ее руки, прижимая трубку к рычажкам.
– Не надо никуда звонить!
Мамася заметалась. У нее в прихожей человек истекал кровью и не хотел, чтобы ему помогали.
– Позвольте, я хотя бы посмотрю!..
– Нечего там смотреть! Царапина! – сухо оборвал ее Долбушин. – Лучше покажите, где у вас ванная!
Мамася машинально оглянулась на вторую дверь от кухни. Долбушин толкнул ее и исчез внутри. Зонт он захватил с собой. Мамася не без иронии подумала, что, вероятно, для того, чтобы веселее было стоять под душем. Щелкнула задвижка. Мамася стояла, ощущая глупость положения. Что ей делать? Звонить в полицию? «Ко мне ворвался непонятно кто!» – «Он на вас напал?» – «Нет, но он заперся на шпингалет! Не пускает меня в мою ванную!»
Внезапно Мамася спохватилась, что начисто забыла про девушку. Вдруг пока один мошенник сидит в ванной, отвлекая внимание хозяев, его сообщница набивает вещами сумки? Мамася метнулась в коридор, готовая защищать свое имущество. Однако девушка, пришедшая вместе с высоким любителем зонтиков, вела себя странно. Сидела на корточках и разглядывала что-то на полу.
– Муравейсик! – сообщила она Мамасе, показывая на ползущее насекомое.
– Моя дочь запрещает их травить. Совсем перегрелась! – объяснила Мамася, скрывая, что сама вчера капала в муравьиную норку меда, чтобы малыши не голодали. – Как тебя зовут?
– Я Эля-девочка! – ответственно сказала любительница муравейчиков и подняла на Мамасю глаза.
В лице у нее было что-то младенческое – что-то такое, что невозможно подделать. Мамася успокоилась, окончательно убедившись, что грабить ее не будут, но не факт, что это хорошо, потому что, кажется, она влипла в одну из тех «помогательных» историй, в которые влипала всю свою жизнь.
Девушка казалась ей мучительно знакомой. Одноклассница Рины? Дочь кого-то из знакомых? Чем дольше Мамася об этом размышляла, тем сильнее у нее болела голова. Боль сосредотачивалась в висках, а оттуда уже переползала к глазам. Веки наливались тяжестью, и Мамася понимала, что любое движение зрачков просверливает ей голову.
– Мы где-то виделись? Ты раньше жила в нашем подъезде? – спросила Мамася с усилием.
Еще один прозрачный взгляд без капли памяти. Вся душа девушки, все ее внимание сейчас там, на полу.
– Муравейсик убезал! У него лапка болит! – сказала Эля.
– Загипсуем, – успокоила ее Мамася.
Она сдалась, закрыла глаза, перестала вспоминать, где видела девушку, и боль сразу ушла.
55 
