32 
Он проигнорировал ее слова:
– Я стал настолько известен, что обо мне написали статью в газете. С уклоном в то, какие у меня выдающиеся успехи… для индейца. – Он пронзил ее взглядом. – Понимаешь, всегда есть такая особая градация – «для индейца».
Эйслин понимала, что он прав, и ничего не ответила.
– И я пошел прямиком в юридическую школу. Я очень хотел стать практикующим адвокатом, хотел помогать индейцам защищать свои права и не допускать, чтобы добывающие компании их эксплуатировали. Мне даже удалось выиграть несколько дел, но этого было совершенно недостаточно. Я начал разочаровываться в юридической системе. Я понял, что она так же подвержена политике, как и все остальное в этом мире. Правосудие отнюдь не слепо. И тогда я тоже стал играть не по правилам. Я стал больше критиковать и говорить открыто. Я помогал протестующим индейцам объединиться, чтобы их голос стал лучше слышен. Я организовывал мирные демонстрации. Но этим я только заработал себе репутацию возмутителя спокойствия, за которым следует лучше присматривать. И едва у властей появилась возможность меня арестовать и упрятать за решетку, они это сделали.
Он откинулся на спинку стула и холодно посмотрел на Эйслин.
– Вот таким образом. Теперь ты удовлетворена? Узнала все, что хотела?
Она даже представить не могла, что он способен на такую длинную речь. Догадаться об остальном не составляло труда. Он не принадлежал ни индейцам, ни англо. И за это подвергался унижениям и оскорблениям. Для упорного и гордого молодого человека невыносимо, когда его называют полукровкой.
А он был умен и отлично развит физически. Нет сомнений, остальные индейские несогласные смотрели на него снизу вверх. Они считали его лидером и все были на его стороне. Он стал человеком, которого общество англо просто боялось. Однако Эйслин все равно считала, что большинство невзгод Лукаса Грейвольфа происходило от его же собственной озлобленности и упрямства.
Он ведь мог избежать тюремного заключения, если бы назвал истинных виновников. Эйслин легко представляла, как он сжимает челюсти и отказывается отвечать на вопросы властей.
– Ты ведешь себя вызывающе, – откровенно сказала она.
К ее удивлению, он в ответ улыбнулся, но от этой улыбки шел мороз по коже.
– Ты чертовски права, я веду себя вызывающе. Но так было не всегда. Уезжая из резервации в колледж, я был очень наивен и полон высоких идеалов.
– Но общество над тобой поиздевалось.
– Давай, смейся надо мной. Я к этому уже привык.
– А тебе никогда не приходило в голову остановиться и подумать, что, может, тебя не принимают не из-за происхождения, а по причине вызывающего поведения?
Он снова сделал выпад и схватил ее за запястье.
– Да что ты об этом знаешь? Ничего! – прорычал он. – У тебя даже имя воняет чистой англосаксонской кровью. Тебя когда-нибудь спаивали ликером на вечеринке, чтобы посмотреть, сколько алкоголя влезет в индейца? И до какой степени он может допиться? «Может, он нацепит перья и станцует для нас?», «Где же твои лук и стрелы, а, вождь?».
– Прекрати!
Эйслин попыталась освободить руку, но у нее ничего не вышло.
Они оба уже были на ногах, сами того не замечая. Грейвольф наклонился через стол. Зубы сжаты, а в сладчайшем тоне звучит неприкрытая угроза.
– Вот когда над вами так поиздеваются, мисс Эндрюс, вы можете прийти ко мне и обсудить мое вызывающее поведение. Вы…
– Лукас!
Резкий окрик матери прервал тираду Грейвольфа. Несколько секунд он смотрел на Эйслин пристальным взглядом, потом опустил руку и быстро обернулся.
– Он зовет тебя, – сказала Элис.
Она переводила свои прекрасные глаза с сына на его пленницу и обратно, словно чувствовала, что между ними вот-вот затрещат искры. Она взяла Лукаса за руку и повела к постели больного.
Эйслин смотрела им вслед. Элис едва доставала Грейвольфу до плеча. В том, как он обнимал ее за узкие плечи, чувствовалась любовь и нежность. Она не могла даже представить, что он способен испытывать эти естественные человеческие эмоции.
– Вы должны простить Лукаса. – Тихий голос Декстера вывел Эйслин из задумчивости.
– Почему это? Он взрослый человек и сам за себя отвечает. Плохие поступки непростительны, что бы ни было их причиной.
Доктор вздохнул и налил себе чашку кофе.
32 
