Особенно,... 
110 
Привезите женщину сюда, сказал Бэрронс.
Это невозможно, уведомила нас Кэт. Возраст старухи может поспорить только с ее упрямством, сварливостью и способностью моментально засыпать на середине фразы.
Вот поэтому мы и пробирались сейчас к дальней окраине графства Клер.
Где нас ждала девяностосемилетняя Нана О'Рейли.
Я и раньше видела коттеджи мелких фермеров, но этот превзошел все ожидания. Освещенный фарами «хаммера», он казался чьим-то странным капризом. Неровная оградка из камней, соломы и мха ограждала двор от сада, в котором летом наверняка будут буйствовать самые разные цветы, и перемежалась с причудливыми фонтанами, напоминавшими фигуры Эшера[5]. А за ними в лунном свете серебрился Атлантический океан, с которого долетал соленый бриз.
Теней здесь не было. По периметру двора шли мощные барьеры.
Когда мы пересекли «демаркационную линию», я вздрогнула. Бэрронс совершенно никак не среагировал. Я внимательно наблюдала за ним с того момента, как наши фары осветили слабенькую серебристую линию, чтобы отследить его реакцию на барьеры.
Но Бэрронс был олицетворением равнодушия.
— Ты хоть чувствуешь их? — раздраженно спросила я.
— Я знаю, что они там. — Типичный для Бэрронса ответ без ответа.
— Твои татуировки тебя защищают?
— От множества вещей. От некоторых — нет.
Опять ответ без ответа.
Мы вышли из машины и зашагали по почти заросшей, мощеной природным камнем тропинке к двери коттеджа. Она была зеленой. Ее украшало множество символов. Неровный трилистник невозможно было не опознать. Нана О'Рейли знала о нашем ордене. Откуда?
Я постучала, и дверь открыла Кэт. Она отправилась сюда раньше нас, надеясь проложить нам путь при помощи чая, свежей воды и ящиков с продуктами, которые принесла старушке из города.
Я уставилась внутрь. Там горели свечи и трещал очаг.
— Я сама буду открывать свою собственную дверь. Я еще не мертвая! — Нана О'Рейли оттолкнула Кэт в сторону.
Седые волосы старухи были заплетены в длинную косу, которую она перебросила через плечо. Лицо избороздили морщины, почти сотня лет жизни на берегу сделала ее похожей на просоленного морского капитана. Зубов у Наны не было. Посмотрев на Бэрронса слезящимися глазами, она сказала:
— Такие, как ты, тут не ходют!
И с этими словами она дернула меня внутрь, захлопнув дверь у Бэрронса перед носом.
— Какие это «такие»? — спросила я, как только за мной закрылась дверь.
Нана посмотрела на меня так, словно я была слишком глупа, чтобы выжить.
Кэт усадила старую женщину в кресло у камина и укутала ее плечи вылинявшим одеялом, сшитым из множества кусочков ткани с разным рисунком. Покрывало выглядело так, словно было сшито десятки лет назад из обрезков одежды, из которой выросли ее дети.
— Я бы тоже хотела вас спросить, — с любопытством сказала Кэт. — Какие это — такие как он?
— Вы оглохли, девчата? Не нашей породы.
— Это понятно, но какой он породы? — спросила я.
Нана пожала плечами.
— Вам-то что за беда? Есть белое, и есть не белое. Чего вам еще надо?
— Но я белая, — быстро сказала я. Кэт странно на меня посмотрела. — То есть вы же видите, что мы с Кэт такие же, как вы, так ведь? Мы не такие, как он. — Если она может различать истинную природу людей, я хотела бы узнать о себе.
Слезящиеся карие глаза жадно всматривались в меня, вцепившись, как мутноватые пиявки.
— Вижу, ты красишь волосы. Какого они цвета на самом деле?
— Светлые.
Нана закрыла глаза и замерла, и на миг я испугалась, что старушка заснула.
А потом ее глаза распахнулись, а беззубый рот широко открылся от изумления.
— Пресвятая дева! — выдохнула она. — Никогда не забыла бы этого лица. Ты ублюдок Ислы! Вот уж не надеялась увидеть тебя еще раз при жизни!
— Ублюдок? — повторила я.
Кэт выглядела изумленной.
— Дочь, — сказала она.
Мою мать звали Исла О'Коннор.
Я была на нее невероятно похожа, сказала мне Нана, формой лица, густотой волос, глазами, но больше всего — осанкой и движениями. Тем, как моя спина перетекала в плечи, тем, как я двигалась, даже тем, как я иногда наклоняла голову во время разговора.
Я была похожа на свою мать.
Мою мать звали Исла О'Коннор.
Эти слова я могла повторять часами.
— Вы уверены? — У меня в горле застыл ком, который едва удалось сглотнуть, чтобы заговорить.
110 
