53 
– Янгу, – голос Кейсо был мягок, как тополиный пух, – оставь ее. И дай себе остыть. Не пытайся оседлать судьбу, не выйдет.
Но ведь выходило.
Там, за краем моря.
За песками Великой пустыни.
На арене, раз за разом. И позже, когда полилась на дорогие подушки алая кровь Хазмата. Он до последнего за плетью тянулся, надеясь, что ручной зверь отступит.
И потом тоже, когда гуляла разбойничья вольница. А нагулявшись, бежала. По следу же ее шли шакальи сотни Айро-паши. Небывалое дело: раб поднял руку на господина. И разве тогда не была судьба Янгара в том, чтобы повиснуть на кресте? На той же арене распяли бы. Подняли бы высоко – так, чтобы звери, которых выпустят, могли добраться лишь до ног. И зрители – а собралось бы много – орали бы от восторга, подбадривая львов.
Или пантер.
Или гиен с мощными их челюстями.
У Айро-паши знатный зверинец.
Но и тогда Янгар оседлал судьбу и заставил ее измениться. Так почему сейчас не выйдет?
Кейсо, прочитав ответ в глазах, лишь головой покачал: мол, снова не сумел объяснить. Порой Янгар и вправду не понимал друга.
– Кёниг недоволен. – Кейсо, решив оставить болезненную тему, вернулся к новостям и остывшему молоку, которое он пил неторопливо, каждый глоток раскатывая на языке, словно не молоко смаковал, но дорогое редкое вино.
В Оленьем городе Кейсо пробыл три недели.
– Чем?
Кёниг… Вилхо трижды отправлял послания, которые были пространны и смутны.
Он называл Янгара дорогим другом и просил проявить благоразумие. Правда, не говорил, в чем же оно должно заключаться. Он сочувствовал потерям и удивлялся коварству старых родов, уверяя, что не станет чинить препятствий законной мести, и вновь о благоразумии писал.
– Тем, что ваша война затянулась. – Опустевшая чаша нашла прибежище на столике, а из рукава Кейсо появилась золотая цепь, звенья которой перемежались крупными бусинами солнечного камня. Цепь была длинна, ее хватило, чтобы дважды обернуться вокруг запястья Кейсо и почти исчезнуть в складках плоти. – И тем, что, пока она идет, казна Вилхо пустеет. Забыли о море корабли Ину и не отдают положенной доли кёнигу. Твои аккаи не ходят в набеги, не идет торговля, не снят урожай…
Кейсо трогал бусины, перечисляя убытки, которые терпит корона.
– Кёниг желает, чтобы ты остановился.
– А Ерхо?
– И он тоже. Вы вдоволь померились силой, так он мне сказал.
Трусливый жадный человек, по недомыслию поставленный богами над другими людьми. И золото ему важнее чести. Сумей Янгар десять лет тому правду разглядеть, разве принес бы клятву?
В ту первую встречу Вилхо Кольцедаритель восседал на троне. Он показался огромным, каким не может быть человек обычный. Одежды его ослепляли сиянием драгоценных камней, а лицо и руки Вилхо покрывала золотая краска.
В ту первую встречу Янгар едва не отступил.
Сердце вдруг остановилось. Холодный пот потек по плечам. Руки и те задрожали, чего с Янгаром никогда прежде не случалось. Тогда он вытер мокрые ладони о штаны и, задавив саму тень страха, совершенно беспричинного, заставил себя ступить на алую дорожку.
– Кто ты? – спросил Вилхо, и голос его, отраженный стенами зала, оглушил Янгара.
Огромным и оглушающе великолепным гляделся кёниг.
Перед этим человеком – да и человеком ли? – хотелось упасть на колени, иначе золотой великан уничтожит Янгара.
Но Янгар устоял и сквозь стиснутые зубы ответил:
– Я тот, кто желает служить тебе.
Десять лет прошло.
Узнал Янгар, что стоит трон на особом возвышении, а тронные одежды кёнига шьют длинными, чтобы казалось, будто кёниг выше обычного человека. Что специальные зеркала спрятаны в нишах, и направляют они свет на Вилхо. Отсюда и сияние, чудесным образом кёнига окутывающее. Что под золотой краской скрывается лицо самое обыкновенное – чересчур толстого нездорового человека. И голос у него тонкий, почти женский. И что громким его делают латунные трубы, особым образом спрятанные в подлокотниках трона и стенах.
Десять лет…
Ушел непонятный страх, хотя каждый раз на пороге тронного зала сердце неприятно дергалось, а руки сами собой в кулаки сжимались.
Уважение не появилось. Как уважать того, кто слаб и телом и духом? Но клятва все еще держала, хоть и не раз, не два думал Янгар, что трон Оленьего города заслуживает иного кёнига.
53 
