Особенно,... 
42 
— Ты никогда не набрасывался на меня! — резко возразил Куин. — Хотя когда это происходило, я часто был рядом с тобой.
Гримм покачал головой.
— Женись на ней, Куин. Ради всего святого! Женись на ней и освободи меня!
После этого он грубо выругался и уронил голову на шею жеребца.
— Ты действительно думаешь, что это освободит тебя? — сердито спросил Куин. — Разве это принесет избавление кому-либо из нас, Гримм?
Джиллиан, вдыхая полной грудью вечерний воздух, прогуливалась по слабо освещенной дорожке, опоясывающей крепостной вал. Смеркалось, близился любимый ею час, время, когда сумерки сгущались в абсолютную темноту, освещаемую лишь серебристой луной и холодными белыми звездами над Кейтнессом. Остановившись, она положила руки на бруствер. Ветерок донес запах роз и жимолости. Джиллиан сделала глубокий вдох, и до нее донесся какой-то другой запах. Она насторожилась, — это был терпкий и пряный запах, запах кожи, мыла и мужчины.
«Гримм!».
Джиллиан медленно повернулась. Да, это он: Гримм стоял за ее спиной, на крыше, в густой тени примыкающих стен, и смотрел на нее непроницаемым взглядом. Как он подошел? Она не слышала ни звука: ни шороха одежды, ни шарканья сапог о камни. Словно он был соткан из ночного воздуха и перенесен в этот укромный уголок ветром.
— Ты выйдешь замуж? — без всякого вступления задал он вопрос.
Джиллиан судорожно вздохнула. Кроме полоски лунного света, освещающей его проницательные глаза, остальные черты его лица скрывала тень. Как долго он стоит здесь? Было ли в конце вопроса недосказанное «за меня»?
— О чем ты спрашиваешь? — задыхаясь, произнесла она. Его ровный голос был ласков.
— Куин был бы тебе прекрасным мужем.
— Куин? — машинально переспросила Джиллиан.
— Да. Он такой же золотой, как ты, девочка. Добрый, мягкий и богатый. Его семья будет тебя лелеять.
— А как насчет твоей?
Невероятно — она осмелилась спросить его об этом!
— Насчет чего?
«Лелеяла бы меня твоя семья?»
— Какая она, твоя семья?
Его взгляд был ледяным.
— У меня нет семьи.
— Совсем? — нахмурилась Джиллиан. Конечно же, где-то у него есть какие-нибудь родственники.
— Ты ничего обо мне не знаешь, девочка, — тихо напомнил Гримм.
— Ну, поскольку ты все время суешь нос в мою жизнь, думаю, у меня есть право задать несколько вопросов.
Джиллиан пристально взглянула на него, но было слишком темно, чтобы можно было что-то рассмотреть. Как ему удается так сливаться с ночью?
— Я перестану совать свой нос. И нос я сую лишь тогда, когда ты, похоже, намереваешься попасть в беду.
— Я не все время попадаю в беду, Гримм.
— Ну, — отмахнулся он нетерпеливо, — и когда ты выйдешь за него замуж?
— За кого? — вскипела Джиллиан, нервно теребя складки платья. Луна спряталась за тучами, и Гримм сразу же пропал из виду.
Его жуткий бестелесный голос прозвучал с мягкой укоризной:
— Попытайся следить за разговором, девочка. За Куина.
— Древком Одина…
— Копьем, — поправил он с тенью удивления в голосе.
— Я не выйду замуж за Куина! — гневно заявила она в темный угол.
— А за Рэмси?
Тембр его голоса опасно понизился.
— Или он так хорошо целовался, что уже уговорил тебя?
Джиллиан сделала глубокий вдох, затем выдохнула и закрыла глаза, моля небо, чтобы оно ниспослало ей выдержку.
— Девочка, тебе придется обвенчаться с одним из них. Этого требует твой отец, — спокойно сказал Гримм.
Джиллиан открыла глаза. Хвала всем святым, облака снесло ветром, и можно было снова различить контуры его фигуры. В тени стен стоял человек из плоти и крови, а не какой-то мифический зверь.
— Ты один из тех, кого вызвал сюда мой отец, так что, полагаю, я могла бы выбрать и тебя, не так ли?
Гримм покачал головой, это движение смазал мрак.
— Не вздумай сделать этого, Джиллиан. Мне нечего предложить тебе, кроме адской жизни.
— Может, это ты так думаешь, но, может быть, ты не прав. Может, если бы ты прекратил себя жалеть, то увидел бы все в другом свете.
— Я себя не жалею…
— Ха! Да ты погряз в этом, Родерик. Улыбке лишь изредка удается украдкой проскользнуть на твое красивое лицо, и, как только ты ее там заметишь, то сразу же гонишь ее прочь. Знаешь, в чем твоя беда?
— Нет. Но у меня такое чувство, что ты мне сейчас скажешь это, птичка.
— Умный ход, Родерик. Ты хочешь, чтобы я почувствовала себя глупой настолько, чтобы закрыть рот? Ну так не выйдет, потому что я и так чувствую себя глупой в твоем присутствии, так почему бы мне не сделать еще какую-нибудь глупость? Я подозреваю, что твоя беда в том, что ты боишься.
42 
