Особенно,... 
82 
– Пожалуйста, Юлька!
– Шумный, да? Все шумные. Сначала. Потом становятся тихими… тихими-тихими. Слушают. Мы поем. Мы умеем красиво петь.
– Отпустите, – просит Юленька, пытаясь убрать руку. Но снег превращается в пасть. И ледяные клыки разрезают запястье. Кровь катится алой брусникой прямо в глотку, и слепленный из снега язык становится розовым. Это правильно, когда язык розовый.
– Ты кто? – Юленька боится шелохнуться. Вдруг да существо сомкнет пасть и откусит Юленьке руку.
– Вар-р-р… – рычит оно.
Голова возникает постепенно. Снег слетается, облепляет воздух, вырисовывает покатый лоб и мощную шею. Сплетаются кости, покрываются плотными комковатыми мышцами, порастают белой иглистой шерстью.
Зверь похож на волка. Если бы волки вырастали такими огромными.
– Юлька, вот ты… – Алекс проломил-таки круговерть и остановился. Он увидел зверя, а зверь увидел Алекса. Капкан-челюсть разжалась, но лишь затем, чтобы привлечь к кровавому разрезу новые снежинки, из которых стремительно вырастал второй волк.
А там и третий будет.
Снег выпьет Юленьку, чтобы сделать снежную стаю. А та погонится за остальными, за кошкой, Джеком и Алексом. Правда Алекс тут, стоит, сжимает молот, притворяется грозным.
Волки его разорвут. И стая станет еще больше.
Но думалось об этом лениво, замороженно.
– Руку перевяжи, – сквозь зубы процедил Алекс.
Да. Конечно. Перевяжет. Еще минуточку и перевяжет. Ей холодно и страшно. Но она справится.
– Бедная моя, – прошелестело рядом. – Бедная, бедная моя девочка… кыш-ш-ш… не бойся… тебя не тронут. Не тронут тебя. Только не тебя.
Кто-то вздыхал и смеялся. Рядом. Но где?
– Крышкина, отомри! Не высовывайся!
Она и не пытается. Она стоит, смотрит, видит снег в причудливых узорах. Сладкий-сладкий сахарный снег, в котором спрятались волки и еще кто-то. Волки кружат. Шаги их беззвучны. И сами они – белые тени на меловой стене.
Раз-два-три-четыре-пять. Я иду тебя искать.
– Зачем? Я здесь. С тобой. Мы вместе.
Голос с мятными оттенками маминых духов.
Это ложь. Просто голос хочет, чтобы Юленька ему верила. А она не станет. Юленька знает: мама осталась в другом мире.
– Тоскуешь? Конечно, тоскуешь. Маленькая моя девочка. Я выпью твою тоску до донышка. Ни капли не оставлю. И горе выпью. И печаль. Хочешь?
– Джек! – Алекс перекидывал молот из руки в руку, точно не способен был решить, в которой ему удобнее. Ни в которой. Алекс не умеет драться, так, чтобы по-настоящему. А волки голодны. Им мало Юленьки.
– Но хватит мальчишки, – прошептал голос. – Зачем он тебе?
– Не знаю.
– Джек! Снот!
– Вар-р-р-х! – клацнули клыки, пахнуло северным ветром в лицо.
– Прочь! – Алекс ударил, нелепо вывернув руку. Промахнулся, и сам упал на колено. Вскочил тут же, попятился, почти наступив на сапоги. – Эй!
– Беспомощный какой, – снег слепился в руку с длинными тонкими пальцами. Они застыли над Алексовой головой, не смея коснуться. – Беспомощный… маленький… теплый…
– Отпусти его, – просит Юленька, уже зная – не отпустят. Слишком долго ждали волки, чтобы уйти теперь. Им бы бежать, нестись по полотнищам сугробов, обгоняя собственные тени. Им бы петь для луны, заставляя трусов-ниддингов жаться к огню. Им бы поднимать метели и бураны, вести их к поселкам, чтобы обрушить ледяные волны на крутые бока домов.
Кто для них один человек?
Никто.
– Нет! – сказала Юленька.
– Да, – возразили ей.
– Это я виновата. Меня возьми! Отпусти его!
– Тебя? Ты примешь меня?
– Да.
– Здесь? – снежный палец уперся в лоб. – И здесь?
Он же проткнул сердце, сделав его холодным, как эскимо на палочке.
– И останешься со мной? Сделаешь все, чего я хочу? Чего мы хотим?
– Да, – ответила Юленька и вдохнула туман, а потом выдохнула, но не весь. Туман остался внутри, и Юленька перестала быть собой. Она помнила собственное имя и все, что было с нею прежде, но удивлялась, потому как бывшее – было нелепо и глупо.
– Варх! – волк сел и оскалился, насмехаясь над людьми. Он был огромным, больше Юленьки, больше Алекса. И с каждой секундой становился все больше.
– Юлька, не шевелись.
Она и не собиралась. Она стояла и думала, что если Алекса толкнуть в спину, он упадет. Конечно, упадет – скользко ведь.
82 
