142 
— Миллион сестерций.
— Безобразие! — проворчал Петроний. — Да он просто разбойник! За вдвое меньшую сумму он может купить себе титул всадника. Неужели ты не можешь найти человека, который согласился бы сделать это бесплатно, из патриотических убеждений?
— Петроний прав, — согласился Герений. — Такому отребью как Циклоп убить человека — все равно, что высморкаться. Они проделывают это каждый день. А кто будет оплачивать его услуги? Прошлой осенью я финансировал только один день Игр, и то в моих карманах теперь гуляет ветер. Нерона отправили в Гадес просто так. Разумеется, за последние двадцать лет цены здорово подскочили, но не на столько же!
— Вы рассуждаете как глупцы, — ответил Марк Юлиан, и в его голосе проскользнуло презрение. — Этот человек рискует умереть более страшной смертью, чем пасть на арене с пронзенным сердцем. Он заслуживает этого вознаграждения. И вы забыли о том, что мы нуждаемся в нем больше, чем он в нас. Этим сказано все. А что касается смерти Нерона, не стоившей никому ни сестерция, то абсурдность такого сравнения вполне очевидна и не нуждается в доказательствах. Неужели, по-вашему, ничего не стоят города, разграбленные в гражданской войне, уничтоженные легионы, порты, разграбленные пиратами и почти проигранная галлам война, не говоря уже о мирном населении, которое безвинно гибнет тысячами? В этот раз цены ниже, чем когда бы то ни было, друзья. А что касается услуг Циклопа, то я оплачу их, если нужно, из своего кошелька.
Затем он обратился к Аполлонии.
— Почтеннейшая, я хочу, чтобы Стефаний надел эту повязку за три дня до намеченного срока. Пусть Домициан привыкнет к ней. Может он забинтовать руку так, чтобы кинжала вовсе не было заметно?
— Он научился проделывать это в совершенстве.
— Хорошо. А теперь перейдем к… — но тут Юлиан внезапно замолчал, уставившись на Сенеция, который, казалось, заговорил сам с собой.
В голове у Марка Юлиана блеснула догадка, что тот запоминает все, о чем здесь говорится.
Сенеций встретил его взгляд враждебной ухмылкой. Однако Марк Юлиан не отводил глаз, и в конце концов бравада на лице Сенеция сменилась гримасой смертельного ужаса. Кровь отхлынула от его лица, и казалось, что его разбил паралич. Заговорщики, почувствовав неладное, тоже повернули головы в сторону Сенеция. Их лица выразили сначала догадку, потом гнев и, наконец, животный страх.
Когда заговорил Марк Юлиан, всем показалось, что под ними разверзлась земля и они полетели в бездну.
— Сенеций! — сказал он тихим голосом, почти нежным. — Скажи мне, кому ты собирался продать сведения, которые узнал здесь?
Послышался стон Нервы. Оправдания Сенеция утонули в криках и шуме, с которыми заговорщики ринулись на изменника, который оказался в положении загнанного зверя, окруженного лающими гончими. Аполлония, Герений и Петроний повалили Сенеция на пол. Аполлония тут же уселась на него верхом и принялась тузить его кулаками, а затем ногтями вцепилась ему в лицо.
— Убийца! Убийца моей госпожи! — кричала она.
Петроний взял ее под мышки и оттащил прочь, словно куль зерна. Привычным жестом бывалого солдата префект гвардейцев обнажил меч. Увидев поблескивающий в тусклом свете клинок, Аполлония в ужасе закрыла лицо руками.
— Прикончи ублюдка! — прошептал Герений. — Ведь точно так же он разделался бы со всеми нами.
Петроний отвел назад руку с мечом, намереваясь пронзить им грудь Сенеция, который зажмурил глаза и смачно выругался, даже не пытаясь молить о пощаде.
Марк Юлиан одним прыжком преодолел расстояние до Петрония и схватил его за руку. Они долго старались пересилить друг друга. Рука Петрония, в которой был зажат меч, долго не поддавалась нажиму Марка Юлиана. Это было все равно, что пытаться подчинить себе дикую, необъезженную лошадь. Теряя силы, Марк Юлиан изловчился и пнул Петрония под колено. Оба упали. Меч глубоко вонзился в деревянный пол и покачивался. Петроний попытался опять завладеть оружием, но Марк Юлиан оказался проворнее. Схватив меч, он приставил его к глотке Петрония.
— Ты с ума сошел! — тяжело дыша, проговорил он. — Если ты сделаешь это, то между нами и тем, кого мы хотим убрать, не будет никакой разницы.
— Как ты можешь защищать предателя? — возмутился Петроний, жадно глотая ртом воздух.
Заговорил Нерва. Его голос, пронизанный гневом, звенел, как у двадцатилетнего юнца.
142 
