очень нудно 
34 
Императрица вошла в столовую только после того как все гости расселись по своим местам. Два скучающих преторианца стояли у входа в помещение, а еще шесть размещались вдоль стен. Они напоминали о том, что недремлющий глаз Домициана продолжает следить за ней повсюду.
Неожиданно для себя она увидела Марка Аррия Юлиана, который с весьма спокойным и уверенным видом развалился на кушетке, стоявшей напротив той, которая предназначалась для нее. Рядом с ним находились юный Кастор и пожилой Лукулл. По мнению императрицы Марк Юлиан вел себя слишком дерзко и вызывающе, непринужденно обмениваясь шутками с ее друзьями. Он был похож на зверя, еще не вышедшего на охоту, однако уже начавшего чутко реагировать на любой подозрительный звук или движение.
Домиция Лонгина почувствовала, как в душу ей постепенно вползает страх, слепой и холодный.
Кто впустил его? Хотя с другой стороны, кто мог не впустить такого человека? Преторианцы наверняка полагали, что Первый советник находится здесь с благословения ее мужа — понаблюдать за ней в окружении ее друзей, хотя все, конечно, обстояло иначе. Скорее всего, он пришел, преследуя свои, непонятные ей цели. Что ж, поиграем немного в его игру. Так подумала Домиция Лонгина, приветствуя Марка Юлиана так, словно она непременно ожидала его увидеть в числе своих друзей. «Будь он проклят! — еще подумала она. — Неужели он не понимает, что здесь полно любопытных глаз и ушей!»
Панический страх и непонятное возбуждение переплелись внутри ее в один тугой узел, когда она встретила взгляд его понимающих, улыбающихся глаз.
Что он намеревался делать? Увести ее в какой-нибудь отдельный кабинет прямо на глазах этих преторианцев? Поэты поначалу сторонились Марка Юлиана, но отменное сетинийское вино постепенно усыпило их бдительность и развязало языки. А сам Марк Юлиан тем временем засыпал хозяйку вопросами о ее незаконченной библиотеке. Та тщетно пыталась сохранить безразличный вид. Теперь ей стало ясно, почему даже те друзья, которых она считала мелкими сплетниками, называли Марка Юлиана обаятельным собеседником. Она получала огромное удовольствие от созерцания его лица и без боязни смотрела ему прямо в глаза или на его руки, которые завораживали ее изяществом своих линий и грациозностью движений, когда их хозяин подавал блюдо с яствами или чертил различные фигуры, чтобы проиллюстрировать свою точку зрения, когда доказывал ошибочность позиции Атрида.
— То, чего ты хочешь, может быть исполнено.
Неужели он пришел только с этой целью — доказать, что ее библиотеку можно построить? На миг в ее мозгу промелькнула шальная мысль — что было бы, если бы окружающие догадались, насколько возбуждающе действуют на нее понимающие улыбки Марка Юлиана.
Один раз она заметила тревогу в его глазах. Это случилось, когда он уловил отрывок беседы между Кастором и Лукуллом, в котором речь зашла о порочности Юниллы.
— Как только она смогла? — с восхищением воскликнул Кастор. — С таким же успехом она могла совокупляться и с быком.
— Это случилось в прошлом году, ты отстал от жизни.
— А ты уверен в том, что это был Аристос?
— В этом нет никакого сомнения. Я знаю человека, который частенько выпивает вместе с часовым, впустившим ее за взятку к нему в камеру, — продолжал Лукулл, обрадовавшийся тому вниманию, с которым участники обеда стали прислушиваться к его рассказу. Он решил блеснуть своими знаниями последних римских сплетен. — По словам того человека в прошлый раз она выползала из его камеры совершенно обессиленной, словно выжатая тряпка. Вы только представьте себе, чтобы ублажить ее, Аристос смягчает свои волосы на ногах с помощью скорлупы грецких орехов.
Лукулл сделал паузу, выжидая, пока смолкнет смех.
— Как вам это нравится? — продолжал он. — Вообразите жемчужные руки Юниллы, белые, как морская пена, как молоко из груди Афродиты, обвивающие этого сопящего, хрюкающего волосатого бегемота, по которому бегают вши. На эту тему можно было бы написать превосходную оду, не правда ли?
Домиция Лонгина укоризненно посмотрела на Кастора и Лукулла, ошибочно истолковав напряженное молчание Марка Юлиана как свидетельство того, что в нем еще живы остатки привязанности к этому развратному созданию, которое было когда-то его женой.
— Пусть говорят, меня это уже не трогает, — сказал он, проследив за взглядом императрицы.
34 
