Особенно,... 
29 
Но он научил ее другому, лаская пальцами и языком чувствительные бутоны ее сосков, осторожно подготавливая к заключительному наслаждению. Ее желание становилось невыносимым, в экстазе она укусила его за нижнюю губу, цепляясь дрожащими пальцами за черные волосы.
Гибкий и сильный, он склонился над ней и скользнул между ног. Она желала почувствовать это первое проникновение, желала ощутить, как он наполнит ее, желала уловить движения его бедер, когда он захочет войти в нее глубже, и… не смогла сдержать крика боли.
— Прости, моя маленькая, — прошептал он, отводя с ее лица прядь волос и нежно целуя в лоб. — Я постараюсь полегче… надеюсь…
В следующее мгновение ее внутренние мышцы сжались вокруг него. Она застонала от ничем не сдерживаемой чувственности. Ощущения захватили ее настолько, что она уже и не знала, где кончается он и начинается она.
Чувство было всепоглощающим, она медленно двигалась под ним, поднимая и опуская бедра, весь дискомфорт был тут же забыт. Когда он вышел из нее и снова вошел, ее возбуждение начало расти, вместе с глубоким наслаждением, которое доставляли ей его движения… в ней… над ней. От этого медленного и устойчивого ритма напряжение внизу ее живота начало подниматься все выше и выше, затягивая в водоворот восхитительных ощущений. Разрешив силе своего ответа подхватить себя, Джесс достигла пика невероятного наслаждения… чтобы затем снова вернуться на землю.
Цезарио смотрел на нее своими темными как ночь глазами. Пальцы сомкнуты на ее запястье, тело, горячее, влажное, сильное, прижато к ее бедрам.
Она подняла на него глаза.
Его губы сжались.
— Не надо так на меня смотреть. Не забывай о нашей договоренности, — предупредил он. — Я не просил любви, и я не хочу ее. Мы будем делить с тобой постель, пока не родится ребенок, но дальше — ничего более, моя куколка.
Эти слова прозвучали как пощечина.
Ее лицо напряглось — Джесс пыталась изобразить безразличную маску. Но внутри в ней бушевали боль и гнев, словно накатывающие на берег волны. Нет, она не покажет Цезарио, как он задел ее. Она не ответит на его хладнокровное замечание яростным возмущением.
— У меня нет такой любви, какую я могла бы тебе предложить, — сказала Джесс, отодвигаясь в сторону, отказываясь от этой притворной близости, которой не было на самом деле. — Я люблю свою семью, своих собак, а когда настанет время, буду любить и своего ребенка, но… это все, что у меня есть.
Легкое движение его губ дало понять: она попала в цель. Он отвел взгляд и пробормотал:
— Я просто не хочу, чтобы потом тебе было больно…
— Я сильная, намного сильнее, чем ты думаешь, — сказала Джесс и, сделав паузу, подчеркнуто вежливо спросила: — Так ты останешься здесь на ночь? Или мы спим отдельно?
Цезарио сел на постели, как если бы она ткнула его локтем.
— Моя комната рядом…
— Спокойной ночи, — сладко промурлыкала Джесс.
— Спокойной ночи… спи спокойно, — буркнул в ответ Цезарио, задержавшись только затем, чтобы подобрать с пола одежду.
«Спи спокойно»? Джесс могла бы рассмеяться, если бы ей не хотелось плакать.
Она приняла душ, чтобы освежиться, и спустилась вниз проведать собак, перед тем как забраться в постель. Джесс все еще ощущала внутри себя тянущую боль — напоминание о том, что изменилось в ее жизни. Так же, как и запах его одеколона от подушки. Вдохнув этот запах, она застонала и заставила себя выкинуть Цезарио из головы.
Ирония судьбы… Слишком много всего приходилось выкидывать Джесс из своей жизни — боль, одиночество, чувство потерянности и отверженности. А вот теперь Цезарио ввел ее в мир секса. Ей повезло — он оказался хорошим любовником. Очень хорошим. Но он солгал, сказав, что их брак будет нормальным. Цезарио не хотел, чтобы его любили и заботились о нем. Джесс — умная женщина и будет уважать его предупреждение. Она не сделает глупую ошибку, влюбившись в мужчину, который с самого начала дал понять — он не сможет ответить на ее любовь.
А может, Цезарио до сих пор влюблен в Элис? Это было бы объяснением, почему он сделал выбор в пользу брака по расчету. Ему нужно произвести наследника и получить право на фамильный дом. Если он уже был влюблен в другую женщину, такое соглашение оставалось его последней надеждой.
Джесс твердила себе: для нее не имеет значения, влюблен ли в кого-то Цезарио или нет. В рамках их брака, который почти официально был признан как чисто практический, ей не нужны подобные переживания.
29 
