Особенно,... 
58 
Женщина невольно вспыхнула. Да, он хромал и выглядел изможденным и усталым, но он был молод, вероятно, моложе ее, и красив своеобразной мужской красотой. Ни в коем случае нельзя впускать его в дом — по деревне неминуемо поползут слухи!
Неожиданно Корали вспомнила день похорон своего мужа, Луи Гимара. Глядя на его застывшие черты, Корали искала оправдание своей бесчувственности и не находила. Окружающие считали, что молодая вдова оцепенела от горя, хотя на самом деле она думала лишь о трудностях, что ждали ее впереди. А ведь Луи был хорошим, добрым человеком, и они неплохо жили…
Однако были вещи, о которых Корали не могла с ним говорить. Иногда ей, совсем как Мари, хотелось сделать что-то не так, пойти наперекор чужой воле. Но в отличие от сестры она была куда более робкой и тихой, и мечты были похоронены в ее душе точно в глубоком колодце.
— Хорошо… я сдам вам комнату. Помощь приму, но денег брать не стану, даже не предлагайте.
Эжен улыбнулся:
— Сказать по правде, денег у меня совсем мало. Да и идти некуда, — сказал он, потом спросил: — Как вас зовут?
— Корали Гимар.
— А меня Эжен. — И, запнувшись, он закончил: Эжен… Сулье.
Это была фамилия его полкового командира. Эжен не хотел раскрывать женщине правды. Во всяком случае, пока.
Они вошли в дом. Корали поспешила к дочери. Через некоторое время она вышла с ребенком. На вид девочке было года два: начинающие темнеть волосы, нежное личико, большие серо-синие глаза. У Эжена защемило сердце. Интересно, с каких пор он стал таким чувствительным?
— Ваша дочь? Как ее зовут?
— Таласса.
— Необычное имя.
— По-гречески это значит «море», — пояснила Кора.
— Надо же! — удивился Эжен. — Звучит красиво.
— Вы, наверное, хотите есть, — сказала Кора, спуская ребенка с рук. — Я сейчас накрою на стол.
Эжен сел и принялся следить за ее движениями, потом стал разглядывать комнату. Потертая материя скромного диванчика, простенькие занавески, тепло камина, скрип половиц, подвижные тени — чудесная декорация полного смысла человеческого существования. Готовить еду, мыть посуду, стирать белье, воспитывать ребенка — разве это не прекрасно?
Эжен сильно проголодался и с удовольствием съел все, что приготовила Кора. Потом заметил:
— А в Париже хлеб из соломы, глины да высевок овса!
В глазах Корали блеснули слезы, она в волнении сжала руки.
— Бедная Мари!
Ее возглас отрезвил Эжена, он почувствовал неловкость, как будто проник в этот дом обманом.
— Должно быть, вам тяжело жить без мужа? — произнес он, чтобы сменить тему разговора.
— Да, — просто сказала Кора, — нас кормит океан, а женщине сложно справляться с лодкой и сетями.
У моего мужа было накоплено немного денег, на них я сейчас и живу.
После ужина она провела Эжена в маленькую комнатку и промолвила:
— Располагайтесь и отдыхайте, — после чего нерешительно спросила: — А вы сюда… насовсем? Когда я впервые вас увидела, мне показалось, вы кого-то ищете.
Эжен замер. Переплетение света и тени на полу, потолке и стенах, напоминающее ажурное покрывало, старомодная мебель, милые лоскутные коврики… Если бы его дом был таким…
— Я никого не ищу, Корали. До войны я работал здесь, в каменоломне, и запомнил этот край как самое тихое место на земле. Вот и вернулся на остров. А останусь или нет, пока не знаю.
Неслышно повернувшись, Кора вышла из комнат.
Прошла неделя, потом другая. Эжену нравилось жить на острове. Днем он помогал Коре: чинил постройки, колол дрова, выполнял любую другую работу. По вечерам он беседовал с женщиной; ее речи были рассудительны и разумны, хотя вообще она говорила мало и почти не поднимала глаз от шитья.
Как-то раз она спросила, была ли у него семья, и он ответил отрицательно.
Разумеется, Коре пришлось вынести косые взгляды, насмешливые и подозрительные расспросы окружающих. Она не стала смущаться и краснеть и сказала правду, глядя на собеседников прямым и честным взглядом. Как ни странно, это сразу заставляло их замолкать. Женщина боялась только одного: что, если в ближайшее время ее навестят родители? Как она объяснит, что в доме чужой мужчина?
Корали было приятно общество Эжена, в его присутствии она ощущала какую-то особую защищенность, а Эжен, в свою очередь, боялся разрушить это хрупкое доверие и потому старался держаться ненавязчиво и скромно.
58 
