Особенно,... 
57 
Он ступил на берег Больших скал. Кругом было безлюдно, и Эжен пошел наверх, туда, где виднелись дома. Он увидел поблекшие от морской соли стены жилищ и ржавчину на решетчатых оградах. Вокруг не было ни души. Эжен присел на скамью возле первого же дома и принялся смотреть вдаль. С океана наползала серая осенняя мгла, напоминающая мутное стекло.
Из дома вышла женщина и направилась нему. Возможно, она шла по своим делам. Или увидела Эжена из окна и решила узнать, зачем он пожаловал в ее владения.
Она нерешительно остановилась неподалеку:
— Здравствуйте, сударь. Вы кого-то ищете?
Эжен взглянул на нее. Простое черное платье, гладко причесанные темные волосы. Печальные серые глаза. Она выглядела слегка растерянной, но при этом в ней чувствовались стержень, некая закаленность жизнью. Островитянка. На вид ей было лет тридцать. Не молоденькая, но еще не поблекла… Внезапно Эжен ощутил сильную усталость. Собственно, кого он ищет и куда ему идти?
— Здравствуйте, — ответил он и попросил: — Не дадите воды?
Не говоря ни слова, женщина повернулась и пошла в дом, а через минуту вернулась с кружкой в руке:
— Возьмите.
— Спасибо.
Она стояла и ждала, не задавая никаких вопросов. Тогда Эжен спросил сам:
— Прежде здесь добывали камень. А сейчас?
— Сейчас нет. Сейчас война, и всех мужчин отправили на фронт.
— Странно, — заметил Эжен, — я полагал, ваш мир отрезан от общей жизни.
Женщина покачала головой:
— Нет. Моего мужа убили на войне. Еще в августе.
— Сочувствую, мадам.
— А вы откуда? — спросила она.
— Сейчас — из Парижа.
— Из Парижа?! И как там сейчас?
— Голод, холод. Умирает много людей. Все ждут, будет сдан Париж или нет. Хотя, по-моему, разницы уже нет.
— Почему нас победили? — прошептала женщина.
Эжен невольно поморщился. Он слышал много рассуждений — о численном превосходстве противника, о продажности правительства, о стратегии и тактике, о слабости духа французских войск. Так рассуждали те, кто не был на войне.
— Ружья, — сказал он, — знаменитые «игольчатые ружья». Немецкие заряжаются с казенной части, а французские — со ствола. Зарядить французские ружья можно только стоя, а немецкие — и лежа. Это огромное преимущество. Тот, кто стоит, становится мишенью.
— Я в этом ничего не понимаю, — тихо произнесла женщина.
Она села рядом, и Эжен видел ее изящную тонкую шею, туго обтянутую высоким стоячим воротничком черного платья. Волосы тоже были черные и блестящие. А глаза — светлые и прозрачные, как родниковая вода. От нее веяло чем-то милым сердцу, щемящим и нежным.
— У меня в Париже сестра. Вот уже несколько месяцев я ничего о ней не знаю. Зимой получила последнее письмо — и все.
Эжен словно почувствовал толчок.
— Сестра?!
— Да, моя младшая сестра Мари. Мари Мелен.
В следующее мгновение Эжен был готов выложить ей все, но почему-то сдержался. И не пожалел, потому что женщина сказала:
— Муж бросил ее, когда она ждала ребенка. Потом Мари ненадолго приезжала сюда. А потом уехала обратно в Париж.
— А ребенок? — Голос Эжена дрожал.
— Почему вы спрашиваете, сударь?
— Я вас понимаю. Во время войны многие разлучились со своими родными.
Она замерла, ничего не говоря, и вместе с ним смотрела вдаль. В затянутом дымкой осеннем свете берега Больших скал выглядели как опустевшее поле битвы.
— Письма могут теряться, — сказал Эжен, пытаясь утешить собеседницу.
— Да, вы правы, — ответила она и прибавила: — Я пойду. В доме спит моя дочь, возможно, она проснулась…
Женщина встала, и, когда она уже вошла в калитку, Эжен окликнул:
— Сударыня! Не сдадите ли вы мне комнату? Я заплачу сколько смогу. Ведь вам, наверное, нужны деньги? Да вдобавок помогу по хозяйству. — И он кивнул на покосившуюся изгородь.
Женщина остановилась. В ее лице промелькнула тень сомнения, но она твердо произнесла:
— Не могу, сударь. Если я, одинокая женщина, впущу в дом мужчину, пойдут сплетни. А это мне совсем не нужно.
— Что ж, понимаю. Всего вам хорошего.
Он встал и пошел прочь от дома. Женщина смотрела ему вслед. Только теперь она увидела, что он хромает, и прикусила губу.
— Постойте…
Эжен обернулся.
— Вы…
Заметив направление ее взгляда, он горько усмехнулся.
— Я тоже воевал. Представьте, раньше был совершенно здоров, а теперь… — И посмотрел ей в глаза.
57 
