59 
Заметив, что Юлия садится в машину, Ягодный отшвырнул окурок и сказал напарнику:
— Кончаем базар. Держись за ними, Витек!
На вопрос, сколько им еще париться — день-то воскресный, а дома заждалась молодая супруга, — Ягодный нахмурился: «Сколько понадобится. Смотря по тому, куда дамочка лыжи навострила. А ты, Виктор Арнольдович, не канючь! Я, может, скоро тебя и совсем отпущу…»
Юлия прибыла вовремя — ровно настолько, чтобы больше никуда не спешить.
Они с сестрой успели выпить с родителями чаю, пройтись от трамвая пешком через Театральный сквер и даже вручить напряженному, как перетянутая струна, Сабруку ирисы, отыскав его за кулисами. Публики было — не протолкнуться, поэтому на свои места в партере они отправились заранее, еще при полном свете.
Юлия огляделась — в рядах мелькали знакомые лица. Она заметила Светличных — сестру и брата, Олесю Клименко в глухом черном платье — с замкнутым лицом она пробиралась к первым рядам кресел в сопровождении Никиты. Примелькавшиеся люди из ведомства мужа, возбужденно хохочущая Фрося Булавина, стриженая, как красноармеец, и грубо накрашенная. Чета Филиппенко со старшей дочерью — худенькой умницей, с милым любопытством ожидающей начала спектакля.
Заметив Юлию, Вероника Станиславовна энергично замахала ей из центрального прохода полной рукой, затянутой в серую перчатку, давая знаками понять, что хочет увидеться в антракте. К ней присоединилась неизвестная женщина — сухая, поджарая, в экзотической шляпке с плюмажем, и Филиппенко всем семейством отправились на свои места. За портьерой в правительственной ложе негромко переговаривались. София слегка сжала ее запястье — и тут же погас свет. Шелест женских платьев, покашливание, стук кресел, жужжание голосов — все стихло, и волна нетерпеливого внимания покатилась от галерки к таинственно шевелящемуся занавесу…
В антракте, когда они вышли в фойе, сестра огорченно сказала:
— Жаль, Роны нет, должно быть, уехала из города.
— Может, и к лучшему, — вполголоса заметила Юлия. — Вам нельзя вместе показываться. А мне тем более. Здесь полно сотрудников ГПУ. В штатском и с женами, но от этого не легче.
— Всякий раз, — вздохнула Соня, — я забываю, кто твой муж. Бедная моя…
Позади раздался возглас: Юлию окликали по имени. Она обернулась — сквозь толпу к ним пробирались Вероника Станиславовна с дамой в причудливой шляпке.
— Он все-таки потрясающий мастер, но характер ужасный, — воскликнула Вероника Станиславовна. — Сонечка, мы же с вами еще не виделись! Позвольте вас расцеловать! Как ваш первенец? Очень, очень рада!.. Давайте отойдем в сторону, тут такая толчея… Я хочу познакомить вас с моей давней приятельницей, а затем покину…
Юлия, не скрывая удивления, взглянула на ее безмолвную спутницу.
— Дочь… у нее немного разболелась голова. Эта пьеса — далеко не детское зрелище, однако Филиппенко, как всегда, настоял на своем, — Веронике Станиславовне явно не терпелось. — Позвольте представить — Людмила Суходольская, известная балерина. Здесь на гастролях… Люся, мы ждем тебя в зале!
Проводив взглядом удаляющуюся Веронику, женщина повернулась спиной к публике, как бы заслоняя сестер, и ее яркий вишневый рот дрогнул в холодноватой светской улыбке:
— Насколько я поняла, это вы — Юлия Рубчинская?
— Да. А чем, собственно…
— Меня просили, — перебила Суходольская, прикрывая узкие зеленоватые глаза, и неожиданно ее густо напудренное лицо по-актерски оживилось, — передать вам кое-что… Вот, возьмите быстро и по возможности незаметно. Не глядите на меня волком. Отвечайте, кивайте на худой конец, Юлия Дмитриевна!
Одним движением она извлекла из замшевой сумочки запечатанный конверт, сунула его Юлии и тут же взмахнула надушенным кружевным носовым платком, слегка коснулась виска, вернула на место и щелкнула замком сумки. При этом, не отрывая взгляда от сестер, она продолжала:
— Согласитесь, у Вероники прелестный дом!.. И она проговорилась, что когда-то он принадлежал вашим родителям… Вы, София Дмитриевна, кажется, живете в Париже — я не ошиблась?
— Не имеет значения, — Юлия начала нервничать: разговор казался не просто глупым, а крайне подозрительным. Подхватив сестру под руку, она прижалась к ней потеснее. — От кого это письмо?
— Мне, видите ли, в свое время довелось поездить по миру… Нет-нет, отправителя я не знаю. Просто выполняю дружескую просьбу. Один знакомый просил передать этот конверт кому-нибудь из Рубчинских… Из числа самых удачных были, помнится, гастроли в Харбине, в Москве, пожалуй, еще в Одессе… Уже завтра я отправляюсь в Киев… — Лицо Суходольской снова сделалось похожим на маскарадную маску. — Мне пора!
59 
