41 
Но в конце концов снаряд нашел Фрэнка, разорвавшись буквально у него над головой, когда тот обходил посты. Он очнулся в военном госпитале и с изумлением обнаружил, что находится там почти три недели.
Затем Фрэнка переправили в Англию, в госпиталь леди Худ, где после осмотра хирурги заключили, что его службе в армии пришел конец. Его левая нога была разворочена осколками от бедра до щиколотки. Ногу удалось спасти, но, как утверждали врачи, Фрэнку предстояло несколько месяцев ковылять на костылях, а в дальнейшем он не сможет передвигаться без трости.
Ранение в голову оказалось менее серьезным, правда, после него остались шрамы на лбу и щеке. Лишь по невероятной случайности осколки снаряда не задели левый глаз.
Фрэнк быстро поправлялся благодаря крепкому здоровью. Врачи не ожидали, что он так скоро встанет на ноги. Он оказался послушным пациентом, строго следуя всем наставлениям, и радовался тому, что попал в госпиталь леди Худ — это было очередное его везение.
Сегодняшнее утро было первым, когда весенним ветрам удалось прогнать прочь остатки стужи и землю осветило солнце. Фрэнк думал о будущем и размышлял над тем, чем будет заниматься в жизни. Он понимал, что теперь он калека, и, следовательно, у него нет возможности зарабатывать тем же способом, что в Канаде. Никто не требовал от него, чтобы он срочно принимал решение, однако он знал, что рано или поздно выбор придется сделать.
Его размышления были прерваны появлением сестры милосердия. Это была молоденькая девушка, стройная и грациозная — даже накрахмаленные халат и передник не могли скрыть изящных линий ее фигуры.
Если бы не война, она бы ночи напролет танцевала на балах и вела бы жизнь богатой и красивой дебютантки. Но сейчас она выполняла самую тяжелую, малопривлекательную работу и прилагала все усилия, чтобы хоть немного подбодрить тех, кто сражался за свободу ее страны.
Сестра подошла к кровати, и Фрэнк невольно улыбнулся ей. Внезапно улыбка исчезла с его лица — за спиной девушки он увидел невысокую женщину, одетую в серое пальто. Это была Эдит. Он сразу узнал ее, и ужас охватил его.
— К вам посетительница, капитан Уод, — радостно объявила сестра. — Вы присядете? — обратилась она к Эдит, придвигая к кровати удобное кресло.
— Благодарю, — тихо произнесла Эдит.
Фрэнк сразу догадался, что она нервничает.
«Она почти не изменилась, все так же неряшлива», — угрюмо подумал он, заметив выбившиеся из-под бархатной шляпки темные волосы. Серый цвет совсем не шел ей. Желтоватый оттенок кожи стал более глубоким, руки, обтянутые светлыми лайковыми перчатками, теребили ручку сумочки.
И в то же время у нее был вид преуспевающей женщины — воротник из настоящей лисы, бриллиантовое ожерелье на шее, жемчужные — если даже это и имитация, то очень дорогая — серьги в ушах.
Пока Эдит усаживалась в кресле, Фрэнк успел прийти в себя и обдумать, что будет говорить и делать. Он вспомнил, что у него на голове повязка, а левая щека заклеена пластырем. Расставшись с Эдит, он сбрил усы, и теперь его верхнюю губу и подбородок покрывала лишь отросшая за ночь щетина.
Эдит вытащила из сумки газетную вырезку с фотографией и протянула Фрэнку.
— Я приехала к вам из-за этого, — сказала она.
Продолжая молчать, Фрэнк взял листок и увидел фотографию из «Тэтлер» трехнедельной давности, на которой он был изображен с группой офицеров. Подпись под снимком гласила: «Знаменитости в госпитале леди Худ на Карлтон-Хаус-террас».
Далее перечислялись имена. Он значился как «капитан Уиндхэм Уод, отважный канадец, удостоенный «Креста Виктории».
Фрэнк не спешил возвращать газетную вырезку, пытаясь выиграть время, чтобы получше обдумать свое поведение с ней.
«Как это в духе Эдит, — сказал он себе, — приехать неожиданно, тем самым еще больше усложнив ситуацию».
Фрэнк продолжал хранить молчание, и нервозность Эдит заметно возросла.
— Видите ли, мне показалось, что я узнала вас, — наконец произнесла она.
— Вы узнали меня? — уточнил Фрэнк.
Он уже сообразил, в чем дело. Эдит ожидала, что, увидев его, сразу узнает в нем своего мужа, но этого не произошло, и она потеряла уверенность. Чтобы подкрепить ее сомнения, он изменил голос.
— Я думала, — неуверенно проговорила Эдит, — я думала, что вы мой муж.
Если бы в ее голосе слышались хоть какие-нибудь эмоции, если бы в глазах отразился хоть намек на чувства, Фрэнк бы, возможно, и смягчился. Но ее интонации остались прежними: ему никогда не забыть ее ноющего и одновременно не допускающего возражения тона. Эдит обижена… Эдит считает, что ее оскорбили и что с ней плохо обошлись…
41 
