Особенно,... 
131 
Когда ему пытались говорить о мужестве солдата или замечали, что надо принимать жизнь такой, какова она есть, он шипел от злобы. Он мало ел и много спал, не столько от слабости, а больше потому, что сон хоть как-то отгораживал его от реальности.
Вот и сейчас, когда в палату вошла мадам Брио, он дремал, отвернув голову от окна, в котором плясало яркое солнце.
— Вас хочет видеть одна дама, — сказала женщина, остановившись рядом с его кроватью, и Джулио нехотя открыл глаза.
— Кто она?
— От ее имени нам доставили много вещей, лекарств и бинтов. Иногда она обходит палаты. Она просмотрела списки раненых и пожелала вас повидать.
Сердце Джулио испуганно заколотилось, а мысли предательски заметались.
— Не впускайте ее! — быстро произнес он, но было поздно: дама входила в палату.
Мадам Брио улыбнулась и погладила Джулио по плечу.
— Не волнуйтесь. Она просто поговорит с вами.
Она вышла, а за ней потянулись больные: когда к кому-либо приходили посетители, а тем более женщины, все, кто мог ходить, покидали палату. Таково было негласное правило, заведенное мадам Брио. Сейчас Джулио был готов умолять и ее, и других остаться, но слова застряли у него в горле.
— О такой удаче я не смела даже мечтать.
Джулио посмотрел на темно-коричневый подол ее юбки, потом сделал усилие и поднял взгляд на лицо. Лишенное пудры и румян, обрамленное гладко причесанными волосами, оно казалось постаревшим. Но в ее взгляде сверкала злоба.
Джулио содрогнулся. После всего, что обрушилось на него, подобно урагану, он должен был пережить еще и это.
— Что тебе нужно, Амалия?
— Ничего. Просто хочу взглянуть, что с тобой стало после того, как ты разрушил мою жизнь.
Джулио решил по возможности предупредить удар.
— Муж выгнал тебя из дому?
— Не выгнал. Он не такой человек. Однако я для него умерла. Он не смотрит на меня, не разговаривает со мной. Он и сам будто мертвый. Его ничто не интересует.
— А Аурелия? Ты выдала ее замуж?
— Нет, она со мной. Не могла же я остаться совсем одна! Салон пришлось закрыть. Я занялась благотворительностью. — Амалия сжала руки и покачала головой. — Я любила тебя, Джулио, а ты меня предал! Попытался отнять у меня Аурелию, растоптал гордость Жиральда! Почему, за что?! Зато теперь, — она склонилась над ним, — я рада видеть, во что ты превратился. Увидев твое имя в списках раненых, я подробно расспросила доктора, что с тобой стало!
— Ты пришла за этим?
— Не только. Мне интересно узнать, куда ты денешься, когда тебя выпишут из госпиталя? Насколько я понимаю, это время не за горами!
— Поеду на Корсику, к родителям, — ответил Джулио, чтобы что-то сказать. На самом деле он не думал об этом. Его мысли давно не простирались за пределы больничной палаты.
Амалия выпрямилась с безжалостной улыбкой на поблекших губах.
— К родителям? Часто ли ты вспоминал о них за эти годы? Послал ли им хотя бы одно письмо? Что ты станешь делать на Корсике? Кормиться милостью своих братьев, у которых есть и руки, и ноги? Знаешь, что самое скверное, Джулио: никто и никогда не захочет спать с таким обрубком! Дай-ка взглянуть!
Ее хищные пальцы вцепились в одеяло, намереваясь сдернуть его, но в этот миг чья-то твердая рука взяла Амалию за локоть и с силой потянула назад.
— Как вы смеете! Немедленно уходите отсюда!
Та повернулась и встретилась глазами с женщиной, чей взгляд был бесстрашным и суровым, как у воительницы.
— Орнелла Санто?!
— Орнелла Гальяни, сударыня. А теперь покиньте палату, пока я не позвала персонал и не рассказала о том, что видела и слышала!
Амалия издала нервный смешок.
— Гальяни? Я не ослышалась? Это шутка?
— Нет. Я жена старшего брата Джулио. И я не позволю вам издеваться над ним.
Джулио пребывал в состоянии какого-то странного отупения. Все вдруг сделалось далеким и безразличным. Он вспоминал себя, стоящего на пристани Тулона, юного, дерзкого, здорового, беспечного. Полагавшего, что впереди его ждут годы искрометного счастья, великих свершений, головокружительного успеха. Теперь Джулио понимал: будет ли он лежать в постели, изнывая от одиночества и скуки и лениво следя за полетом мух, или ковылять на костылях среди спешащих и бегущих людей, его дорога подошла к концу.
Амалия ушла. Орнелла что-то говорила, но он не слушал. Потом вдруг промолвил:
131 
