— Я считаю, что только Дэвид может рассказать тебе о самом себе.
Не желая настаивать, Андреа, чтобы продолжить разговор об отце, зашла с другой стороны.
— Я нравлюсь Дэвиду.
Кэрли накрыла руку дочери своей рукой.
— Это не удивительно. Ты умная и симпатичная девочка.
— Ты не поняла меня. Я имею в виду, что он на самом деле любит меня. Он никогда не говорил мне этого, но думаю, что он не хотел, чтобы я возвращалась сюда, даже на время. Поэтому он решил поехать в Нью-Йорк, вместо того, чтобы остаться в Бекстере. Он боится, что я не поеду вместе с ним обратно в Лондон.
Кэрли была благодарна дочери, что та первой начала разговор на эту тему. Она должна была найти какой-то выход из создавшейся ситуации, не настораживая Андреа.
— Это неудивительно, — повторила Кэрли.
Она понимала, что не может ограничиться этим. Она должна высказать ряд аргументов, после которых девочка забудет об Англии раз и навсегда.
— Думаю, одной из причин, по которой Дэвид не хочет оставлять тебя здесь, является то, что ему нравится окружение добрых и симпатичных людей, а ты для этого очень подходишь.
— Ты ошибаешься, он не любит быть среди людей. Он, за редким исключением, предпочитает одиночество.
Андреа сжала руку матери.
— Мне кажется, он очень одинок.
— Почему ты так думаешь? — сказала Кэрли, тщательно подбирая слова.
Она хотела поставить дочь в положение, в котором девочка должна будет или защищать, или оправдывать Дэвида.
— Он живет такой жизнью, о которой большинство людей могут только мечтать, — продолжила она.
— Это не означает, что он живет так, как ему хотелось бы, — грустно ответила Андреа.
— Но, если это действительно так, он мог бы внести какие-то изменения в свою жизнь, — сказала Кэрли, стараясь выглядеть спокойной и отстраненной.
— Он не может.
Для Андреа не существовало никаких фактов и аргументов. Дэвид представлялся ей, как некая одинокая, трагическая личность, которой требовалась спасительная помощь со стороны его долго пропадавшей дочери. Кэрли хотелось взять Андреа за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы выскочил этот дурацкий образ из ее головы.
— Я достаточно долго знала Дэвида, и все это время он всегда был в состоянии сам позаботиться о себе.
— Откуда ты можешь знать, как он жил, как чувствовал себя, если ты его бросила? Ты не видела его целых шестнадцать лет.
— Я не бросила его, я его отпустила. Это большая разница.
— Для тебя — может быть, для него — нет.
— Он что разговаривал с тобой на эту тему?
— Нет, но во время разговоров на другую тему всегда проскакивают какие-то кусочки и детали о прошлой жизни. Я просто собрала их в одно целое.
— Может быть, ты не правильно их собрала?
— Я не понимаю, почему ты все так усложняешь. Дэвид все еще любит тебя так же сильно, как тогда, а может быть и еще сильней.
Гнев обуял Кэрли. Дэвид не мог рассказывать Андреа о своих чувствах. Следовательно такие выводы — всего лишь результат впечатлительности девочки.
— Он не имел права говорить тебе такие вещи.
Андреа откинула голову.
— А я имею такое право?
Только сейчас Кэрли поняла, как ловко Андреа поворачивала разговор в нужное русло. Теперь пытаться отступить или отрицать очевидное было бы не просто бесполезно, но и губительно.
— Первая любовь не забывается никогда, не зависимо от того, как потом складываются отношения.
— Значит ли это, что ты тоже все еще любишь его?
— В каком-то сентиментальном смысле, да.
Андреа задумчиво посмотрела на мать.
— А как быть с папой?
Ответ Кэрли зависел от того, кого из мужчин девочка имеет в виду. Она не хотела к тем поблажкам, которые уже получил Дэвид, добавлять еще одну. Поняв мысли матери, Андреа добавила.
— Я не буду называть Дэвида папой. Мы говорили об этом, и он считает, что мне лучше называть отцом Итена ради тебя, Эрика и Шона.
— Это правильно. Итен должен занять то место, которое должен занимать, — прервала ее Кэрли, не желая больше выслушивать дифирамбы Дэвиду. — Вся моя жизнь, да и твоя тоже, переплетена с жизнью Итена, с ним связано мое настоящее и будущее.
— А как насчет любви? — подколола Андреа.
Кэрли вовсе не хотелось касаться романтических фантазий ребенка в отношении Дэвида. В ответ она могла либо солгать, либо, что еще больше удивило бы Андреа, рассказать правду.