51 
Хотя огромные бесформенные мягкие диваны и кресла и кадки с чахлыми цветами в вестибюле «Метрополя» выглядели довольно уродливо, они показались Арни воплощением роскоши. Покосившись на Надин, он нацарапал в книге записей посетителей «мистер и миссис Янсон», расплатился из своих пяти долларов и получил ключ от номера.
Мальчик принес заказанный чай, рюмку виски и еду.
Видя, что Надин не перестает дрожать, Арни плеснул в ее чашку немного виски, и девушка ответила благодарным взглядом. Они молча ели и пили, понемногу освобождаясь от усталости. Когда закончили, Арни почувствовал, что больше не хочет спать.
Надин с самого начала угадывала его желания, и он знал, что так будет всегда.
Развязав тесемки панталон, она стянула их под длинной сорочкой и скромно положила на стул. Арни очень хотелось, чтобы Надин разделась полностью, но он не знал, как попросить ее об этом. У него самого не было возможности оставить на себе хотя бы что-то. Как и все ковбои, зимой он носил под рубахой и штанами лонджонс, шерстяное белье, представлявшее собой комбинезон нелепого красного цвета, застегивавшийся спереди на пуговицы и надевавшийся на голое тело.
Когда он, не без смущения раздевшись, сделал нерешительный жест, призывавший Надин избавиться от сорочки, девушка залилась краской.
— Я думала, так поступают только продажные женщины.
— Я никогда не имел с ними дела, — признался Арни.
— Правда?
— Да. Однажды я хотел к ним пойти, но потом решил купить тебе шкатулку.
Надин просияла, а потом вдруг решительным жестом стащила рубашку через голову и предстала перед Арни обнаженной.
Он с восхищением разглядывал ее. Стройное, но крепкое тело, молочно-белая кожа, полная грудь, русые волосы, покрывавшие спину, и румянец стыда, заливающий щеки. Арни не верил в то, что он уже обладал Надин и будет обладать ею еще множество раз.
Широкая кровать заскрипела под тяжестью их тел. Арни не привык ни к тонкому крахмальному белью, ни к пышным пуховым одеялам, потому его не оставляли ощущения, что он забрался в чужие покои.
Однако эта женщина принадлежала ему, она была его женой, а значит, он мог позволить себе все, на что бы только решился.
Арни несмело и неумело ласкал тело Надин, и она откликалась на его ласки. Это казалось чудом. Согласно его прежним представлениям физическое наслаждение было сопряжено со стыдом и чувством вины, а нагота и вовсе была запретна. Теперь он знал, что это не так. Любовь искупала грех и прикрывала их обнаженные тела своими волшебными одеждами.
Надин ощущала почти то же самое. Мать всегда намекала на то, что близость мужчины и женщины сродни скверне, и это стоит терпеть только ради рождения детей.
Сперва скованная, напряженная, как струна, она позволила себе расслабиться и внезапно поняла, что ей приятно то, что делает Арни. Когда они закончили, она увидела, что он желает повторить, и не знала, как дать понять ему, что нисколько не возражает против того, чтобы испытать это еще раз.
К счастью, жадные поцелуи и страстный порыв друг к другу решили дело. Это была настоящая брачная ночь; засыпая в объятиях Арни, Надин очень хорошо понимала, что имели в виду люди, когда говорили, что муж и жена вылеплены из одного куска глины.
Утром они позволили себе непростительную роскошь поваляться в постели. В кои-то веки им не надо было ни куда-то спешить, ни приниматься за работу.
Они прожили в Шайенне несколько дней. Надин накупила дешевых романов в бумажных обложках, какие отец запрещал ей читать, и всяких безделушек, каких у нее никогда не было. Она заказала нарядное платье с широким, украшенным оборками подолом и бархатную шляпку с перьями, в каких щеголяли местные модницы. Арни не хотел, да и не умел носить городскую одежду, но хотя бы выкинул старую и облачился в новенькую и чистую.
Ни он, ни она никогда не вели столь беззаботную жизнь. Они ели в ресторанах, ходили по магазинам, гуляли по городу, а по ночам всласть занимались любовью в гостиничном номере. Им казалось, что так будет всегда.
Кошелек с деньгами Джозефа Иверса хранился у Надин: Арни наотрез отказался взять его себе. Когда деньги заканчивались, она просто доставала очередную купюру и клала на столик в номере, а Арни как бы между прочим совал деньги в карман. Ему не нравилась такая игра, но он не мог придумать ничего другого. В конце концов, в ресторане, в гостинице и в лавке расплачиваться должен был именно он. При этом Арни страшно смущался, потому что с детства привык считать каждый цент.
51 
