141 
Однако, когда Ричард говорил: «Христианство до последнего человека встанет на его сторону», он почти не преувеличивал. Леопольд уехал, выразив причину отъезда почти словами Ричарда. А объяснительное письмо Папе — я видел его копию — воспринимается как письмо человека, которому удалось вырваться из Гадары, где правил самый сумасшедший из всех безумцев.
Ричард снова закрыл лицо руками, а Хьюберт Уолтер молча смотрел на него, пытаясь найти слова утешения. Я мог бы шепнуть ему на ухо такие слова или даже сказать их вслух, но чувствовал, что будет лучше, если они прозвучат из уст рыцаря, воина. И их сказал Рэйф Клермонский.
— Милорд, когда вы возьмете Иерусалим, христианскому миру не останется ничего другого, как с презрением отвернуться от тех, кто бежал домой.
Я не выразил бы эту мысль лучше, как и никто другой. Он упомянул в одной фразе две вещи, действительно имевшие значение для Ричарда: «когда», а не «если» в отношении Иерусалима и благоприятный вердикт христианского мира. И Ричард, разумеется, воспрянул, поднял голову и расправил плечи, но впервые им не овладел былой пламенный энтузиазм.
— Я рассчитывал на австрийцев, — мрачно проговорил он. — Под Яффой они пострадали меньше нас и потеряли меньше лошадей. И они здоровее остальных… — Нахмурившись, он пристально посмотрел на Хьюберта Уолтера. — Мне кажется, Уолтер, что колбасы, которые они едят и постоянно носят с собой, гораздо более здоровая пища, чем наша солонина. У них меньше язв, — это заметил и Эссель, — а поскольку в остальном они находились в тех же условиях, что и мы, вплоть до того, что пили ту же воду, то я думаю, что все дело в колбасе. Вы не замечали этого, Уолтер?.. Как-то я купил у австрийского пехотинца одну колбасу за золотую монету, она лежит где-то среди моего снаряжения. — Ричард встал, медленнее, чем всегда, и как-то неуклюже подошел к сваленным в угол вещам.
— Я знаю, я видел ее, — вмешался я.
Он благодарно посмотрел на меня и снова сел. Я вытащил из-под доспехов жирную, красноватую колбасу, длиной с руку от локтя до кончиков пальцев и толщиной как самая толстая часть предплечья. Твердая как древесина, в прочной оболочке, колбаса эта путешествовала в мешке с одеждой и обувью с тех самых пор, как Ричард купил ее в Арсуфе, и все еще сохраняла первоначальный вид. Даже ее конец, от которого он еще тогда отрезал кусок, чтобы попробовать, не загнил и не заплесневел.
— Взгляните, сказал Ричард, — совершенно не поддается порче. Сравните с ней нашу солонину и говядину. Мы покрывали бочки влажными мешками, чтобы они не коробились, но это не помогло, и мясо загнило. Люди Леопольда несут с собой связку таких колбас в ранцах или везут в седельных сумках, отрезают мечами куски, едят — и никаких язв! Как такое может быть?
— Откуда мне знать? Я не доктор, — ответил Уолтер.
Весь этот разговор о еде напомнил мне о том, что я с утра ничего не ел. Взяв нож, я отрезал четыре куска и роздал всем. Колбаса была очень твердая, как старая солонина, необыкновенно аппетитно пахла и, безусловно, была превосходной питательной пищей в походных условиях.
— Я предпочитаю говядину, пусть и подпорченную, — упрямо проговорил Хьюберт Уолтер. — У говядины тоже много достоинств. В Кенте по количеству и качеству говядины судят о том, хорош рацион или плох. А я не видел лучших бойцов, чем жители Кента!
Послышался ехидный смешок Рэйфа Клермонского.
— Ох уж эти англичане! Помню одного из ваших, непревзойденного лучника Мартина. Его взяли в плен вскоре после меня. Фамийский эмир сделал его своим рабом, и однажды он спас своему хозяину жизнь. Эмир ехал на лошади, Мартин со снаряжением, задыхаясь, бежал рядом, но когда горный лев прыгнул на круп лошади и вцепился в спину эмиру, он все бросил и пустил меткую стрелу. Эмир — что вполне понятно — на радостях пообещал Мартину должность управляющего и устроил пир. Во время трапезы он встал и подал своему спасителю отборный кусок из своей миски. Как вы думаете, сир, что это было? Овечий глаз, считающийся у них самым большим лакомством! Мартин, крепкий, рослый парень, при виде такого угощения побледнел, нацепил глаз на кончик ножа и бросил собакам. Эмир был глубоко оскорблен, а Мартин не получил должности управляющего и заработал вместо этого порку!
— Бедняга, — заметил Уолтер. — Я ему сочувствую.
Ричард, слушавший Рэйфа не сводя с него глаз, никак не отреагировал на этот рассказ, но резко сменил тему разговора.
141 
