Глава 27

Алекс не слишком любил Нью-Йорк, хотя и восхищался им. Все в этом городе было с большой буквы – будь то отчаяние, грязь, нищета, богатство и роскошь. Его реакция на этот город всегда была обостренной. Никаких полутонов. В одном и том же квартале можно было увидеть и то, что приводило в восторг, и то, что вызывало гадливость.

Он и его агент ужинали в небольшом семейном ресторанчике в Вест-Сайде. Раньше, даже в третий свой приезд в Большое Яблоко, он, общаясь с Арнольдом Виллеллой, избегал безумно дорогих ужинов в таких заведениях, как «Четыре сезона» или «Le Cirque».

– Если я не могу выговорить название блюда или не знаю, из чего оно сделано, я к нему даже не притронусь, – заявил он как-то раз своему агенту. Виллелла назвал его лицемером, однако позволил Алексу выбрать место ужина.

Иногда они устраивали себе небольшие праздники. Так, например, Алекс позволил Виллелле купить ему гамбургер в прославленном ресторане «21» на 52-й улице. Однако вскоре любимым его заведением стало кафе Освальда, которым заправлял сам хозяин, румяный иммигрант-венгр. Здесь подавали огромные сэндвичи с нежнейшей жареной говядиной, к которой полагалась темная горчица, такая острая, что из глаз были готовы брызнуть слезы.

Вот и сегодня, пока Виллелла неспешно поглощал гуляш, Алекс с аппетитом умял один такой сэндвич.

– Смотрю, ты проголодался, – заметил агент. – Или тебя не покормили в самолете?

– Честное слово, не помню.

Он действительно не запомнил ни короткий перелет из Сан-Антонио в Даллас, ни второй – до Нью-Йорка, ни поездку в такси по Манхэттену, – вообще все, что произошло после вчерашнего вечера. Его сознание наполнял лишь жаркий, нежный, отчаянный, медленный, непристойный, безумный, ни с чем не сравнимый секс.

Он отодвинул в сторону тарелку и, когда к столику подошел официант, заказал кофе. Он выпил почти половину чашки, когда до него дошло, что за последние пять минут они с агентом не обменялись ни словом.

Виллелла терпеливо ждал, храня молчание. Имея дело с издателями, он превращался в хищную барракуду. Но с писателями, чьи интересы он представлял, он был воспитателем, наставником, исповедником – в зависимости от того, что требовалось клиенту.

Арнольд Виллелла согласился представлять Алекса еще до того, как тот опубликовал хотя бы одну строчку. Большинство агентов, к которым он обратился, вернули рукопись, даже не читая, сославшись на то, что они-де не работают с начинающими авторами. Это был замкнутый круг: как опубликоваться, не имея агента? Как обзавестись агентом, если ты еще ничего не опубликовал?

Но вот однажды утром, во время грозы, Виллелла позвонил ему в Хьюстон. Алекс, как назло, страдал от похмелья. Виллелла был вынужден по десять раз повторять одно и то же, прежде чем его слова доходили до Алекса сквозь громыхание грозы за окном и в его собственной голове.

– Мне кажется, у вас есть талант. Нет, все это еще очень сыро, однако чувствуется уникальный стиль. Если вы не против, я готов представлять ваши интересы.

Алекс, не раздумывая, вылетел в Нью-Йорк, чтобы лично встретиться с единственным человеком на всей планете, узревшим в нем талант. Виллелла засыпал его вопросами. Свое собственное мнение он высказывал в лоб, без обиняков. Зато без злорадства.

Когда же выяснилось, что у Алекса проблемы со спиртным, Виллелла не стал наставлять его уму-разуму, сказав лишь, что ему довольно часто приходилось иметь дело с талантливыми писателями, многие из которых были алкоголиками.

– Возможно, алкоголь способствовал полету их фантазии, но вот здоровье он им угробил, вместе с карьерой.

Вернувшись в Хьюстон, Алекс первым делом прошел курс антиалкогольной терапии, одновременно работая над рукописью. Казалось, вместе с парами алкоголя, которым он отравил свой организм, на свет рвутся и слова книги.

Виллелла снискал у него полное доверие. Он единственный, кому Алекс мог доверить что угодно, единственный, кто мог высказать критическое мнение, не нарвавшись при этом на грубость. Виллелла знал о нем практически все, однако ни разу не позволил себе замечаний в его адрес за его грехи.

  77