219 
– Это верно, – подхватил бородач. – Пожары теперь не редкость. Южнее Ручейного несколько сел дотла выжгли.
– А говорили – колдунов бить будут, – вздохнул тощий рыжий парень, сидящий вместе с ними.
– Не-е, колдуны – это так, людям развлечение, – махнул рукой бородач. – И чтобы церковники без дела не сидели. Придумывали, как настоящего колдуна отличить, как заставить его от черной силы отречься, и как его, – усмехнулся, – умертвить так, чтобы из могилы не поднялся.
Алина вздрогнула. Как относятся к колдунам люди, чей разговор она подслушала, девушка не знала, но предпочла на всякий случай отодвинуться подальше. Рыжий заметил, что-то шепотом сказал товарищам, и Алина почувствовала, как три пары глаз смотрят на нее, пытаясь разглядеть лицо, которое девушка спрятала от них за волосами.
– Эй! – окликнул ее рыжий. – Ты чего – испугалась?
Пришлось обернуться, ответить вежливой улыбкой и покачать головой.
– Колдунья, да? – бородач, прищурясь, оглядел ее с головы до пят, и усмехнулся. – Не бойся, девочка. Ты здесь не одна такая.
От необходимости хоть что-то отвечать Алину спасло появление Леона. Поздоровавшись с мужчинами, он подал девушке руку, помогая встать, и повел в сторону примостившихся на берегу палаток.
– Не обижали? – спросил.
– Нет, – покачала головой Алина и, подняв голову, посмотрела любимому в глаза: – Леон, скажи… неужели это – война?
Разбирая в палатке у поднятого полога свой рюкзачок, Алина наткнулась пальцами на что-то продолговатое, пупыристое, и осторожно, гадая и вспоминая, что же такое могло оказаться среди ее вещей, вытащила незнакомый предмет наружу.
На ее ладони лежала пластмассовая елочная игрушка-сосулька, рождественский подарок Максима. Розовая краска на ней где поплыла, где облупилась, словно игрушку держали над огнем, и стоило поддеть ногтем – на пол сыпалась блестящая в отсветах костра шелуха.
Той же ночью к палатке подобрался Бусь. Дрожа от страха и спеша поскорее убраться из людного места, бузиненок отдал Леону свернутую бумажку, на которой почерком Ариса было написано: « Идем в Пустошь. За нами не ходите».
– Живы! Значит, с ними все в порядке! – обрадовалась Алина, и Леон решил не напоминать ей, что Максим мог там, у Дикого Поля, провернуть ту же хитрость и заставить Ариса написать записку под диктовку. К тому же спустя всего минуту радостное настроение Алины улетучилось – девушка осознала вдруг, что Женя с Арисом вдвоем пошли в мертвый город.
Был ясный полдень, когда обессиленный дорогой Леон свалился на спину своей лошади. Водить короткими дорогами целый отряд оказалось делом нелегким, и после часа пути приходилось долго приходить в себя, вытирая льющуюся из носа кровь, пить теплое молоко с медом, которое грели специально для него. Алина не на шутку волновалась и едва не плакала, когда во время короткого привала Леон сползал с лошади и, покачиваясь, шел к собравшимся вокруг отца советчикам. Сейчас девушка жалела, что у нее нет Женькиных способностей, что она не может поделиться с любимым своими силами, хоть немного. Но не отговаривала Леона. Молча касалась ладонью его переносицы, останавливая кровь, и через силу улыбалась – пусть он не беспокоится хотя бы из-за нее.
Иштранский отряд встретился им на третий день пути – воины с перехваченными узорными лентами волосами весело переговаривались в дороге, некоторые слова можно было понять. Кто-то подшучивал над товарищем, кто-то мычал под нос незнакомую мелодию… А позади них вился над мирной деревенькой черный дым.
Благодаря Леону всадники выехали с короткой дороги прямо позади иштранцев и тут же, не дав врагу опомниться, ринулись в бой. Сын воеводы в схватке не участвовал просто потому, что, измотанный путешествием, едва ли мог поднять собственный меч. Обнимая Алину, прижав ее к своей груди – чтобы не смотрела – он равнодушно наблюдал за бойней, не испытывая ни малейшей жалости к молодым безусым ребятам с пестрыми лентами в косах, к гордым иштранским старикам, к воинам, оставившим в соседней стране дома, любящую семью. Казалось, он до сих пор видит высокое пламя над деревянными избами, тела в изодранной одежде – и на деревьях, в пожираемых огнем садах, и на деревенских улицах. И священника в пыльной рясе, что отпускал грехи умирающим и попутно перевязывал раны выжившим вместе с колдуньей-лекаркой.
Алина хотела остаться помочь, но Алексей Леопольдович не разрешил: пришлось бы возвращаться за ней, а время не позволяло.
219 
