Лёгкий, ненавязчивый романчик 
50 
— Я старался ее отвлечь. Мы ходили в Эмпайр Стейт Билдинг и музей природы, играли на статуе Алисы в Центральном парке. Я покупал ей игрушки, катал ее на пароходе. Но однажды вечером, пока я был в ванной, Бет вдруг стала звать маму. Она кричала что было мочи. Я обнаружил ее у телевизора, она прижалась к экрану щекой. Естественно, в вечерних новостях показывали Элизу: она говорила что-то в десяток протянутых микрофонов, а в руке держала фотографию Бет.
Эндрю вскакивает и принимается ходить по тесной комнатушке.
— Я понимал, что нельзя остаться в гостинице навсегда, — говорит он. — Но я не знал, что делать дальше. Чтобы купить дом, нужны документы и банковский счет, а у меня не осталось ни того, ни другого. А потом мы как-то раз гуляли по Сорок второй улице, и Бет зачаровали огоньки в зале игровых автоматов. Она затащила меня туда, я дал ей мелочи на развлечения. Там я увидел подростков, сгрудившихся вокруг поддельных прав одной девчонки. Поддельными правами торговали прямо там, у автоматов. И я задумался… Подошел к стойке, спросил, где можно получить такую штуку. Парень только пожал плечами и указал на зашторенную фотокабинку. Я достал двадцатидолларовую бумажку и повторил вопрос. Он сказал, что знал одного человека в Гарлеме, а еще за сорок долларов даже вспомнил его имя. Я позвонил по этому номеру, и мне назначили встречу. В Гарлеме. Заполночь.
— В Гарлеме? — недоверчиво повторяю я. — Заполночь?
— За две с половиной тысячи долларов он дал мне водительские права, два поддельных паспорта и свидетельства о рождении. Плюс номера социального страхования для нас обоих. Это были реальные люди, отец и дочь, погибшие в автокатастрофе. Услышав это, я едва не передумал, но тут заметил имя в одном из паспортов: Корделия Хопкинс. Корделией звали дочь из «Короля Лира», ту, которая отказалась предать отца. — Он глядит на меня. — Я решил, что это добрый знак.
Я постукиваю пальцами по столу.
— «Король Лир»… Корделия… Значит, вы ходили в колледж.
— Да, учился на химика. И даже диссертацию писал. В Аризоне я работал фармацевтом. — Он пожимает плечами. — Я бы и в Нью-Гэмпшире продолжал работать в аптеке, но на мое имя не было выдано лицензии.
— Как вы очутились в Векстоне?
— Делия терпеть не могла Нью-Йорк. Мы играли в такую игру: я спрашивал, куда бы ей хотелось отправиться, если бы она могла отправиться куда угодно. В тот день она сказала, что хотела бы увидеть снег.
Когда растешь в Векстоне, снег тебя ничуть не удивляет. Но для девчонки из Феникса это, наверное, чудо из чудес.
— И я поехал на север, — продолжает Эндрю. — Бензин закончился в миле от Векстона, и до города мы дошли пешком. Думаю, я влюбился в него с первого взгляда: мне понравилась белая церковь, и пастбища, и даже скамейки с латунными табличками в память о всех директорах школы. Это было похоже на декорацию к фильму — декорацию того места, где героев настигнет счастливый конец. И мы с Делией отправились в банк и открыли счет. Какое-то время мы жили в гостинице, пока я не устроился кладовщиком в дом престарелых: в аптеке я часто имел дело со стариками, а потому решил, что сгожусь на эту должность. Кадров не хватало отчаянно, и рекомендательных писем у меня никто не потребовал. Примерно месяц спустя риэлтор подыскал нам домик по средствам.
— Домик по соседству, — бормочу я.
Эндрю кивает.
— Твоя мама пришла поприветствовать новых жильцов с запеканкой.
А я даже помню, как она ее пекла. В кои-то веки она была трезвой и приготовила овощную лазанью, которая заняла первое место на конкурсе рецептов. Это было ее коронное блюдо, когда она поздравляла кого-то с рождением ребенка, приносила соболезнования по поводу чьей-то кончины или приветствовала новых соседей. Она даже разрешила мне выложить в одном слое букву Е из кружочков цукини — мы как раз выучили эту букву в садике.
— Твоя мама представилась и сказала: «Хопкинс? А Элдред Хопкинс из Энфилда вам, случайно, не родственник?»
Эндрю не приходится ничего мне объяснять. Ты можешь менять личину тысячи раз, но, по правилам, начинать с центра запрещено. У каждой жизни есть начало, середина и конец. История — само слово намекает на рассказ, повествование.
— Я солгал ей, — будничным тоном вспоминает Эндрю. — И солгал еще тысяче других людей. Ложь свою я досочинил по ходу дела. Когда я сказал, что мы родом из Нашуа, пришлось придумать себе занятие. Объяснить смерть жены. Растолковать педиатру, почему у Делии нет медицинской карточки. Каждый день я ожидал ареста, разоблачения. Но в конце концов наврал уже так много, что сам поверил собственной лжи. Играть в эту игру было проще, чем отделять вымысел от правды в голове. — Он смотрит на меня решительным, немигающим взглядом. — И себя можно обмануть, Эрик. Ты, может, думаешь, что это невозможно, но на самом деле нет ничего проще.
50 
