Лёгкий, ненавязчивый романчик 
55 
Ее лицо выглядит словно моя фотография, которую опрометчиво смяли, а потом, одумавшись, снова выровняли. Мои собственные черты на этом лице рассечены тончайшими морщинами. Волосы ее на один оттенок темнее моих. Но что лишает меня дара речи, так это ее улыбка. Два верхних зуба слегка развернуты — именно поэтому я четыре года проходила в брекетах и с удерживающим кламмером.
— Gracias a dios, — бормочет она.
Она протягивает руку, и я позволяю ей коснуться меня: плеча, шеи и наконец щеки. Я закрываю глаза и вспоминаю, сколько раз в темноте поглаживала собственную руку, пытаясь представить себя ею, но всегда терпела неудачу: я не могла удивить свою кожу лаской.
— Бет… — произносит она и густо краснеет. — Тебя ведь уже зовут иначе…
Но сейчас совершенно неважно, как она называет меня; важно лишь, как я обращусь к ней. Голос у меня дрожит.
— Ты… моя мать?
Не знаю, кто из нас делает первое движение, но в следующий миг я уже оказываюсь у нее в объятиях — там, где мечтала очутиться всю жизнь. Она пробегает руками по моим волосам, по спине, как будто удостоверяясь, что я реальна.
Я пытаюсь сузить свой разум до тонюсенькой щелки узнавания, но не понимаю, почему мне знакомо это ощущение: потому что я его помню или потому что так сильно хотела испытать.
Она по-прежнему пахнет ванилью и яблоками.
— Только посмотри на себя… — говорит она, отстраняясь, чтобы лучше меня разглядеть. — Какая же ты красавица!
— Элиза, кто там? — доносится откуда-то из-за ее спины низкий баритон с легким акцентом. На порог выходит долговязый усатый мужчина с седыми волосами и смуглой, кофейного оттенка кожей. — Ella podria ser su gemelo, — шепчет он.
— Виктор, — говорит мама, и голос ее напоминает переполненную чашу, содержимое которой вот-вот выплеснется наружу. — Ты помнишь мою дочь?
Я вижу этого человека впервые в жизни, а вот он меня, похоже, знал.
— Hola, — приветствует меня Виктор. Он протягивает мне руку, но, взвесив все «за» и «против», решает обнять маму за талию.
— Я не знала, стоит ли мне сюда приходить, — признаюсь я. — Не знала, захочешь ли ты меня видеть.
Мама крепко сжимает мою руку.
— Я почти тридцать лет ждала встречи с тобой. Как только мне сообщили, кто ты… теперь… я стала звонить тебе, но никто не брал трубку.
От облегчения, от осознания того, что она хотя бы пыталась, у меня едва не подгибаются колени. Мама мне звонила — это я не взяла трубку! Потому что летела в Аризону к отцу, представшему перед судом.
Мы обе думаем об этом и одновременно вспоминаем, что это не просто встреча после долгой разлуки. Виктор смущенно откашливается.
— Может, зайдете?
Дом заставлен глиняной посудой в яркой глазури и кованым железом. В гостиной я сразу же ищу взглядом подсказки: игрушки, которые выдадут других детей и внуков, компакт-диски на полках, которые скажут о ее музыкальных пристрастиях, фотографии в рамках на стенах. Одна фотография сразу же завладевает моим вниманием: на ней мы с мамой сидим в похожих расшитых платьях. Подобный снимок — сделанный, должно быть, минутой позже или раньше — я нашла в отцовском тайнике.
— Я принесу вам айс-ти, — говорит Виктор и оставляет нас наедине.
Кажется, что после стольких лет разлуки разговор завяжется сам собой, но мы сидим молча.
— Даже не знаю, с чего начать… — наконец говорит мама. Внезапно смутившись, она опускает взгляд. — Я даже не знаю, кем ты работаешь.
— Ищу пропавших людей со своей гончей, — отвечаю я. — Странное совпадение, учитывая обстоятельства…
— А может, в силу этих обстоятельств, — предполагает мама. Она складывает руки на коленях, и мы молча смотрим друг на друга. — Ты живешь в Нью-Гэмпшире…
— Да. Всю жизнь… — Тут я понимаю, что это неправда. — Ну, большую часть жизни. — Я достаю из кармана фотографию Софи. — Это твоя внучка.
— Внучка… — эхом откликается мама.
Она рассматривает снимок.
— Софи.
— Похожа на тебя.
— И на Эрика. Моего жениха.
Я надеялась, что стоит мне увидеть маму — и плотину прорвет, и все пустоты в моей памяти заполнятся. Надеялась, что сработает какая-то рефлекторная память и ее смех, ее улыбка, ее прикосновения — все это покажется мне знакомым, все это не будет мне в новинку. Но вот объятия разомкнулись — и мы снова те, кто мы есть: две незнакомки. Мы не сможем заново отстроить свое прошлое, потому что даже не успели достичь взаимопонимания.
55 
