Особенно,... 
53 
Я смотрю на нее на какую-то секунду дольше, чем следовало бы.
— Наверное.
— И я по-прежнему не знаю, почему он так поступил.
— Тогда, возможно, стоит спросить у кого-то еще.
Она поворачивается ко мне лицом.
— Я хотела задать этот вопрос тебе. Я постоянно оказываюсь в тупике. Я не смогла спросить у отца девичью фамилию матери, когда проведывала его в тюрьме, потому что ужасно расстроилась. Я звонила в архивы и пыталась объяснить им свою ситуацию, но они сказали, что без девичьей фамилии…
—.. не смогут дать тебе вот это?
Я достаю из заднего кармана клочок бумаги.
Ди читает незнакомый адрес и номер телефона. Я слежу за каждым ее движением.
— Когда поступаешь на журналистику, на первой же лекции студентов учат обольщать сотрудников архивов, — поясняю я.
— Элиза Васкез?
— Она вышла замуж второй раз. — Я протягиваю ей свой мобильный. — Давай.
Несколько мгновений надежда держит ее в ледяных объятиях, но таки ослабляет хватку, и Делия берет трубку. Однако успевает только набрать код Скоттсдейла — и нажимает кнопку сброса.
— В чем дело?
— Послушай.
Она берет мою руку и прижимает к северной окраине своего сердца.
И сердце это, конечно, мчится во весь опор. Сердце это трепещет, как крылышки колибри, как мысль нерешительного человека, как сердце в моей груди.
— Ты нервничаешь, — говорю я, — что в сложившихся обстоятельствах вполне понятно.
— Я не просто нервничаю. Помнишь, как в детстве мы волновались за неделю до дня рождения? Как только об этом и думали, а потом праздник оказывался в десять раз скучнее, чем ожидалось. — Делия покусывает нижнюю губу. — Вдруг сейчас произойдет то же самое?
— Ди, ты ждала этого целую жизнь. Если в этом кошмаре и есть что-то хорошее, то вот оно.
— Но почему она этого не ждала? Почему не искала меня?
— Откуда тебе знать? Может, она искала тебя все двадцать восемь лет. Она имя твое узнала всего два дня назад!
— Эрик сказал, что она могла и не подавать иск, — замечает Делия. — Иск мог подать сам штат. Может, у нее новая жизнь, новые дети… Может, ей наплевать, нашли ли меня.
— А может, когда ты ее увидишь, то поймешь, что Элиза Васкез — это псевдоним, а на самом деле ее зовут Марта Стюарт.[17]
Она натянуто улыбается.
— Оба родителя — преступники? Сам подумай, насколько это невероятно. — Наклонившись, она зарывается пальцами в шерсть на загривке Греты. — Фиц, я хочу, чтобы все прошло идеально. Я хочу, чтобы она оказалась идеалом. Но вдруг она не идеальна? Вдруг я не идеальна?
Я ласкаю взглядом чистый янтарь ее глаз и плавный изгиб плеч.
— Ты идеальна, — шепчу я.
Она обнимает меня, и я нанизываю этот момент на длинную нить ее прикосновений.
— Что бы я без тебя делала…
Я мысленно отвечаю на ее риторический вопрос. Без меня ее семейная драма не украсила бы страницы «Газеты Нью-Гэмпшира». Без меня ей не пришлось бы сомневаться, не привело ли меня сюда что-то помимо дружеского долга. Без меня ей не довелось бы испытывать боль вновь.
Когда Делия отстраняется, лицо ее сияет.
— Как ты думаешь, что мне надеть? — спрашивает она. — Может, стоит сначала позвонить? Нет, лучше просто приеду. Тогда я смогу увидеть ее реакцию… Приглядишь за Софи?
Прежде чем я успеваю ответить, дверь трейлера уже захлопывается у нее за спиной. Грета смотрит на меня, постукивая хвостом о землю. Меня, как и охотничью собаку, уже забыли.
Я достаю из кармана свои судебные заметки и измельчаю их в конфетти. Редактору я скажу, что рейс задержали, что я заблудился по дороге в суд, что меня сразил грипп… Да что-нибудь совру. Ветер подхватывает обрывки, и я уже представляю, как их разносит по пустыне.
Но вместо этого они перелетают через ворота парка и оседают на тротуаре. Мой нелепый снегопад раскаяния накрывает какого-то мужчину. Я извиняюсь перед ним и только сейчас понимаю, что это бродяга с магистрали. Он по-прежнему демонстрирует мчащимся мимо автомобилям свою картонную табличку «Нужна помощь».
На этот раз я подхожу к нему и, пожелав удачи, вручаю двадцатидолларовую купюру.
III
Ничто не заметно и не памятно так, как наши ошибки.
Цицерон
ДЕЛИЯ
Если вы считаете, что материнство — это инстинкт, то глубоко заблуждаетесь.
53 
