207 
– Правда ли, – спросили часовые у наших всадников, – что Бофор приехал в Париж?
– Конечно, правда, – ответил д’Артаньян, – и он послал нас навстречу своему отцу, господину де Вандому, который тоже сюда едет.
– Да здравствует Бофор! – крикнули часовые.
Они почтительно расступились, чтобы пропустить посланцев великого принца.
Выехав из города, наши герои, не знавшие усталости и никогда не падавшие духом, понеслись во весь опор; их лошади летели, а они не переставая говорили об Атосе и Арамисе.
Мушкетон испытывал невообразимые муки, но как добрый слуга утешался сознанием, что оба его господина тоже немало страдают, хотя и по-другому. Ибо он уже привык смотреть на д’Артаньяна как на своего второго господина и повиновался ему даже лучше и быстрее, нежели Портосу.
Лагерь французской армии был расположен между Сент-Омером и Ламбом. Друзья сделали крюк до самого лагеря и подробно рассказали про бегство короля и королевы, о чем до армии дошли пока только смутные слухи. Они нашли Рауля близ его палатки лежащим на охапке сена, из которой лошадь его потихоньку щипала клочок за клочком. Глаза молодого человека были красны, и он казался очень печальным. Маршал Граммон и граф де Гиш вернулись в Париж, и бедный юноша остался совершенно один.
Подняв глаза, Рауль увидел перед собой двух всадников, смотревших на него; он узнал их и устремился к ним с распростертыми объятиями.
– А, это вы, дорогие друзья! – воскликнул он. – Вы за мной? Вы возьмете меня с собой? Не имеете ли вы известий от моего опекуна?
– А разве вы не получали от него писем? – спросил у молодого человека д’Артаньян.
– Увы, нет, сударь, и я, право, не знаю, что с ним сталось. Я беспокоюсь, так беспокоюсь, что готов плакать.
И действительно, две крупные слезы скатились по загорелым щекам юноши.
Портос отвернулся в сторону, чтобы его доброе круглое лицо не выдало того, что делалось у него на сердце.
– Что за черт! – сказал д’Артаньян, растроганный больше, чем когда-либо. – Не отчаивайтесь, мой друг; хотя вы не получали писем от графа, зато мы получили… одно…
– А, в самом деле? – воскликнул Рауль.
– И даже очень успокоительное, – сказал д’Артаньян, видя, какую радость принесло молодому человеку это известие.
– Оно с вами? – спросил Рауль.
– Да, то есть оно было со мной, – сказал д’Артаньян, делая вид, что ищет его. – Подождите, оно должно быть здесь, в моем кармане. Он пишет о своем возвращении. Не так ли, Портос?
Хотя д’Артаньян и был гасконец, он все же не хотел взять на себя одного бремя этой лжи.
– Да, – сказал Портос, кашляя.
– О, покажите мне его письмо! – сказал молодой человек.
– Да я только что читал его. Неужели я потерял его? Ах, черт возьми, у меня порвался карман.
– О да, господин Рауль, – сказал Мушкетон, – и письмо было такое утешительное. Господа читали мне его, и я плакал от радости.
– Но по крайней мере, господин д’Артаньян, вы знаете, где он? – спросил Рауль, и лицо его слегка прояснилось.
– Ну еще бы! – сказал д’Артаньян. – Конечно, знаю. Но только это тайна.
– Не для меня же, наверное?
– Нет, не для вас, и я вам скажу, где он.
Портос удивленно воззрился на д’Артаньяна.
«Куда бы, черт возьми, подальше заслать его, чтобы Рауль не вздумал к нему отправиться?» – пробормотал про себя д’Артаньян.
– Ну, так где же он, сударь? – спросил Рауль своим нежным, ласковым голосом.
– В Константинополе.
– У турок? – воскликнул Рауль. – Боже мой, что вы говорите!
– А что, это вас пугает? – сказал д’Артаньян. – Ба, что значат турки для таких людей, как граф де Ла Фер и аббат д’Эрбле?
– А его друг с ним? – сказал Рауль. – Это меня все-таки успокаивает.
«Как он умен, этот дьявол д’Артаньян!» – думал Портос, восхищенный хитростью своего друга.
– А теперь, – продолжал д’Артаньян, спеша переменить разговор, – вот вам пятьдесят пистолей, присланных от графа с тем же курьером. Полагаю, что у вас больше нет денег и что они будут вам очень кстати.
– У меня еще есть двадцать пистолей.
– Все равно берите, будет семьдесят.
– А если вам нужно еще… – сказал Портос, опуская руку в карман.
– Благодарю вас, – отвечал Рауль, краснея, – тысячу раз благодарю.
В эту минуту показался Оливен.
– Кстати, – сказал д’Артаньян так, чтобы лакей мог его слышать, – довольны ли вы Оливеном?
– Да, ничего себе.
Оливен, сделав вид, что ничего не слышит, вошел в палатку.
207 
