Последние отзывы

  114  

— И что сие означает?

— То, что в скором времени вы окажетесь между двух огней.

— И мне придется сражаться?

— Кто знает? — Она пожала плечами. — Может быть. Но ведь все мужчины любят сражения.

Ее лицо вдруг потянулось к моему, словно женщина хотела рассмотреть меня как можно внимательнее, приблизилось настолько, что острый аромат дождевой свежести, исходящий от намокших волос, ударил в ноздри и…

Раздался оглушительный чих, причем не мой.

Она отшатнулась, согнувшись в приступе странного булькающего кашля. Ваза, задетая локтем, упала с секретерной доски, слава Господу, не разбилась, потому что пол был покрыт толстым ковром, но карты разлетелись в разные стороны.

— Я… сейчас… соберу…

Женщина присела на корточки и лихорадочно начала сгребать разрисованные бумажные прямоугольники в кучку.

— Что с вами?

— Все хорошо. Все так, как и должно быть.

Павлиний хвост юбки, накрывший ковер. Угадывающаяся под шерстяной тканью плавная линия бедра. Как знакомо… Это уже было со мной, совсем недавно. Но я не хочу снимать с этой женщины покровы. Ни одежды, ни тайны. Словно увидеть чуточку больше, чем дозволено, будет преступлением против чужой свободы, но еще большим грехом станет фантазия, стремящаяся мысленно нарушить запреты. Но вот ведь какой парадокс…

Я не хочу читать ее мысли, даже те самые, обо мне и для меня. Я предпочту слушать ее голос и смотреть в ее глаза.

Как говорил Экклезиаст? Есть время любить и время ненавидеть? Значит, оно еще придет, мое время и ее. Наше.

— Давайте, я помогу!

Мы едва не стукаемся лбами, потянувшись за одной и той же картой, женщина поднимает голову, и я вижу, как отчетливо и быстро припухают веки.

Неужели можно так расстраиваться из-за какой-то вазы и маленького беспорядка?

— С вами точно все хорошо?

— Да… со мной… всегда… плохо бывает с другими… с теми, кто… где-то… там…

Ее рука указала в сторону двери, а когда ладонь снова легла на ковер, грудь женщины задрожала от рыданий.

Никогда не видел такого плача, глубокого, словно выворачивающего человека изнутри. И совершенно сухие глаза. Красные, опухшие, но не проронившие ни слезинки. Но вот рыдания поднялись к горлу и выбрались наружу, обернувшись… Надрывным воем.

Она смотрела прямо на меня и одновременно куда-то дальше, словно ее взгляд умел проходить насквозь. Смотрела, не видя, отдавая все силы и чувства душераздирающему стону, при звуках которого в воображении почему-то рисовался холодный погост и разрытая могила, в которую опускают тяжелый гроб. Должно быть, так воют наемные плакальщицы на похоронах, правда, не могу себе представить, какая сумма денег может заставить настолько искренне горевать.

Крик все нарастал. И в какой-то момент мне показалось, что он, не удовольствовавшись барабанными перепонками, проник внутрь моей плоти, заставив ее дрожать. Наверное, мне должно было стать страшно, но страх никак не желал приходить. Я видел перед собой женщину. Плачущую. Стонущую. Страдающую. А ей ведь, должно быть, очень больно…

Внятных мыслей в сознании незнакомки в эти минуты не прочитывалось. Но пожалуй, первый раз за время моей недолгой практики эмоции не нуждались в уточнении и тем более, в переводе.

Женщина горевала.

— Успокойтесь.

Я обнял ее за трясущиеся плечи и притянул к себе.

— Не знаю, из-за чего вы так расстроились, но насколько бы это горе ни было велико, вы уже сполна его оплакали, поверьте.

Губы, искривленные воем, сейчас не казались ни красивыми, ни даже хоть сколько-нибудь привлекательными. Напряженные, сухие, едва ли не потрескавшиеся. И холодные, как лед. Надо их согреть. Немедленно. Прямо сейчас…

— Я вымочу вам рубашку своими слезами.

— Ничего. Кину на батарею, все быстро высохнет.

Она улыбнулась и положила голову мне на плечо:

— Ну, как знаете.

— Вы больше не будете плакать?

— Сегодня? Надеюсь, что нет.

Как странно это звучит… Неужели она плачет по расписанию и ежедневно?

— А завтра?

— Будет день, будет и пища. То есть, слезы.

— Вы часто плачете?

— Круглый год.

— Аллергия?

— Вроде того.

— Но разве она не наступает строго по сезонам? С цветением всяких кустов и прочего?

Мне фыркнули прямо в ухо:

— Это аллергия на город.

— Так почему же вы не уедете в другое место, где вам не придется все время рыдать?

  114