Я медленно двинулся вдоль дверей, слушая шелест собственных шагов, но в него внезапно ворвался посторонний звук, похожий на бульканье воды.
Фонтанчик? Было бы неплохо его найти, потому что обеденная каша все еще царапала горло, а после того как бальга ушел, всем прочим тоже полагалось встать из-за стола, неважно, закончили они трапезу или нет. Правда, на сей раз нас и оставалось всего двое: сестра блондина к обеду почему-то не вышла.
Булькало с правой стороны коридора, из-за двери закрытой, но, к счастью, незапертой и легко поддавшейся толчку. Правда, когда она отворилась, стало ясно, что слух меня обманул: ни о какой воде речи не шло. Разве что только о той, что потихоньку текла из глаз девушки, сидящей на краю постели. Текла бесшумно, в отличие от всхлипов Лус.
— Вас кто-то обидел?
Она подняла взгляд, услышав мой голос:
— Обидел?
— Вы плачете.
Девушка провела кончиками пальцев по щеке, словно желая удостовериться в правдивости моих слов, посмотрела на капельки влаги и кивнула:
— Плачу.
— Вы не обедали. Что-то случилось?
Она моргнула, смахнув несколько слезинок с ресниц, и широко раскрыла глаза.
— Обед. Надо было пойти обедать. Но мне не сказали этого делать…
— Разве для этого нужно ждать приказа? Вы же хозяйка этого дома и можете в любой миг…
— Я не знаю, что мне делать, — ответила она, беспомощно глядя на меня.
Обычно так говорят люди, попавшие в ловушку или другие неприятности, непонятные, необъяснимые и беспощадные. Хотя в случае Лус вряд ли речь шла о чем-то подобном. Да, брат держит ее в строгости, но, насколько я помню Лодию, юг вообще славится странными нравами. Где-то, как говорят, женщинам и вовсе запрещают покидать дом от рождения и до самого замужества. И та, что выросла, не видя возможности жить иначе, не должна была бы…
— Кто скажет, что мне делать? — Ее взгляд впился в мое лицо. — Вы скажете?
— У вас есть брат, эррита. Он заботится о вас.
— Брат… Да, он говорит. Иногда. Но мне не нравится его слушать.
То ли она полудурочная, то ли просто затравленная, одно из двух. И слишком слабая, чтобы бороться за себя. Ей бы пожить немного в поместье благороднейшей из благородных, уж та бы научила девушку, как нужно поступать в этом мире со всеми вещами подряд.
— Больше со мной не говорит никто…
— А как же Танна?
— Брат ей не позволяет.
Почему, интересно? Помощница бальги вряд ли научила бы Лус чему-то дурному. Хотя гордости от нее девушка могла бы набраться, а этого блондин явно не хотел.
И все равно странно. Зачем растить рядом с собой безвольную дурочку, шевелящую руками, ногами и всем остальным только по приказу? Попахивает каким-то скверным замыслом.
— Я не знаю, что мне делать…
И я не знаю, девочка. Но мы оба что-нибудь придумаем. Обязательно. Когда придет время.
Узел шестой
Где-то…
Тело Себерро Рена покрыто толстым слоем грязи, и ладно бы подсохшей: было бы легче отскребать. Но нет, капли обильного пота, кажется никогда не перестающего сочиться сквозь поры, превращают все в вязкую кашицу. Она поддается настойчивым усилиям тряпки в моих неловко сжатых пальцах, не смеет не поддаться, и все же, едва отлипнув от кожи калеки, норовит соскользнуть обратно, а значит, многое приходится начинать сначала.
Зачем я это делаю?
Потому что мне приказали.
Разве я не мог ослушаться приказа?
Мог. Но тогда мне стало бы… совсем скучно.
— Грядут перемены? — подмигивает Себерро Рен, принимающий нежданную заботу о чистоте тела с благосклонной гордостью. С достоинством наследника одного из самых знатных имперских родов. С чувством, которое не исчезло даже следом за отрезанными руками и ногами.
— Перемены?
Калека величав и жалок одновременно, однако жалок вовсе не своей беспомощностью, а горячечным блеском надежды в глазах. Словно пес, глядящий на то, как хозяин разделывает баранью тушу, и глотающий слюни в предвкушении пиршества. А в голосе то и дело проскакивает взволнованная хрипотца:
— Он явно что-то задумал.
Наверняка. Только я пока не знаю, кто такой «он» и как далеко могут простираться пределы его раздумий.
— Сегодня мой последний день в этом теле. Может быть, даже последний час…
Взгляд Себерро чуть расплывается, становится рассеянно-мечтательным, и это плохо. Только не сейчас! Мне нужны ответы, может быть, десятки, может быть, всего один. Но главное, мне нужен тот, кто сможет ответить.