очень нудно 
92 
— Вы правы. Не нужно. Но проповедь стоила того, чтобы ее слушать.
Бальга согласно кивнул:
— Эти слова… Они прекрасны. Но они только лишь предупреждают.
— А должны были бы приказывать?
В этом месте беседы, где любой другой человек вздрогнул бы, блондин, наоборот, замер, даже остановился. И это меня не слишком порадовало, потому что после кумирни, чьи стены дарили какую-никакую прохладу, солнце, казалось, обжигало сильнее, чем прежде.
— Не все люди ясно видят свой путь, — наконец отчетливо, хоть и очень тихо проговорил бальга.
Справив дела духовные, можно было отправляться обратно, домой, под каменные своды дома Кавалено, но время для беспрепятственного ухода с площади неожиданно истекло: немногочисленные прохожие, вместе с нами приходившие на молебен, лихорадочно расступились, двумя волнами откатившись в стороны и открывая нашим взглядам изящную фигуру эрриты Эвины.
Благороднейшая из благородных стояла у нас на пути, положив руки на синий пояс, словно в нем одном находила поддержку. Сегодня ее юбка была черной как ночь, но это еще больше оттеняло пронзительную белизну рубашки, простой, без всяких кружев и вышивок. Не попытались чем-то украсить свою одежду и слуги имения Фьерде, стоящие позади своей хозяйки, скорее наоборот, избавились от всего, что могло помешать…
Помешать действовать, конечно же.
Лицо эрриты выглядело безмятежно-спокойным, но словно передразнивая застывшие черты бальги, а не отражая то, что на самом деле творилось в душе женщины.
— Очередная молитва достигла небес? — невинно поинтересовалась Эвина.
— Как ей и полагалось, — подтвердил блондин.
— И в ней было упомянуто о прегрешениях, требующих искупления?
— Несомненно.
— И о душах, загубленных чужой волей?
Бальга чуть помедлил, но ответил:
— Человек всегда губит свою душу сам.
Эвина шутливо погрозила пальцем:
— Ой ли? Но если и так… Значит, хозяин отвечает за своих слуг, ведь они всего лишь исполняют приказы?
Не знаю, что подумал о начавшейся беседе сам Иакин Кавалено, а я, кажется, понимал, куда клонит благороднейшая из благородных. И искренне наслаждался сейчас ее стараниями.
— Хозяин всегда в ответе за тех, кто ему служит, — согласился бальга, хотя в его голосе и прозвучало некоторое напряжение.
— Очень хорошо.
Эвина коротко кивнула, и на камни площади из громоздкого свертка, притащенного откуда-то сзади слугами, выкатилось тело. Разумеется, мертвое. А еще мельком мне знакомое. Именно над ним эррита склонялась тогда, еще при первой нашей встрече в степи. Именно его внимательно разглядывала.
Блондин посмотрел на мертвеца, брошенного под ноги, и снова перевел бесстрастный взгляд на благороднейшую из благородных.
— К чему оно здесь?
Эвина танцующим шагом сделала круг, приближаясь к бальге, но отнюдь не затем, чтобы шептать ему на ухо: голос эрриты прозвучал так громко, чтобы даже задние ряды зевак могли расслышать каждое слово.
— Этот человек умер несколько дней назад. Но не своей смертью, нет. Он пал от рук путешественников, осмелившихся дать отпор «степным бродягам».
— Зачем мне знать все это?
— Затем, что… — Благороднейшая из благородных улыбнулась еще невиннее. — Этот человек напал на путешественников. Но он не был «бродягой». Не мог им быть.
— Многие люди жаждут наживы, — осторожно заметил блондин.
— Но немногие при этом находятся на вашей службе.
Это был хороший удар. Продуманный, точный, пробивающий защиту. Захотелось даже крикнуть эррите: «Браво!»
— Рино Гаэно покинул отчий дом, чтобы вступить в ряды бальгерии. Ведь так, эррита?
Из-за спин слуг Эвины выступила немолодая женщина, закутанная в скорбно-черное покрывало поверх платья из небеленого полотна.
— Мой мальчик грезил этой службой, — под твердила она.
— Мог ли он перейти на сторону разбойников, нападающих на обозы? — уточнила благороднейшая из благорюдных, чеканя каждое слово.
— Только не Рино! Он ни за что бы не преступил человеческие законы!
— Что вы хотите доказать? — спросил бальга.
— Совсем немногое. К примеру, то, что «степные бродяги» взялись не из ниоткуда, и если и удовлетворяют жажду наживы, то не свою, а… — Эвина сделала долгую-долгую паузу, во время которой все слушатели и зрители невольно затаили дыхание. — Вашу!
— Чушь, — спокойно ответил блондин.
92 
