39 
– За наличные они его хоть куда запрут. А вертолетчикам мы все уже оплатили…
Тут Фалько заметил «своего человека» на Русском острове и резко оборвал разговор.
– Возьми, короче, Федю, глотка у него луженая. Пусть организует работу, но только сам никуда не лезет. А то у него рвения через край.
Развернувшись навстречу Забродову и Ольге, Фалько для убедительности нахмурил брови. Ему важно было продемонстрировать свое недовольство, исключить подозрение в особых отношениях с Илларионом.
– Что вы детский сад устраиваете, честное слово? Она обращалась к врачу? Обращалась. Не могу я профессоров выписывать из Москвы для консилиума. Если самочувствие неважное – пусть ложится в больницу. Можно хоть сегодня улететь с вертолетом, правилами предусмотрено выбытие по болезни.
– Можно ведь один раз пойти человеку навстречу, – примирительно произнес Забродов.
– Когда эти две недели закончатся? – тяжко вздохнул Фалько и, скрестив руки, смерил платиновую красавицу взглядом. – Ну что вы стоите с немым укором? Идите, осмотрят вас по полной программе. Пройдите на всякий случай и гинеколога, чтобы больше никого не дергать.
– Что значит гинеколога? Что вы этим хотите сказать?
– Ничего, дорогая, ровным счетом ничего особенного. У меня сейчас голова не тем занята, чтобы делать намеки.
– Вот и не делайте, – Ольга надулась и отправилась в медпункт хромающей походкой.
Забродов вспомнил ее монолог на кассете.
О съемках своих в порнухе она говорила, как о работе в малобюджетном кинематографе.
– Даже не могу назвать эти фильмы, потому что у нас они фактически не шли. Наш рынок забит совсем другой продукцией – голливудской или сшитой по меркам Голливуда. А я работала с другими режиссерами, с людьми, у которых фантазия била через край. Внутренне свободные люди, всем нашим деятелям из киношной тусовки до них как до Луны. Денег на массовки и спецэффекты у них не было, актерам тоже платили не густо. А люди все равно снимались, все равно работали за десятерых. Каждый чувствовал себя соавтором, каждый сжигал себя в этой творческой атмосфере…
Но зависть рано или поздно настигает. Особенно в искусстве. На нас настучали, будто мы порнуху снимаем, чуть ли не оргии на квартире устраиваем. На самом деле там просто были рискованные сцены – не ради голого тела, а ради правды, правды искусства. Я вообще не понимаю постановки вопроса. Допустим порнуха. Ну и что криминального? Другое дело использование несовершеннолетних – за такое стрелять надо.
А у нас были взрослые дяди и тети, никого насильно не заставляли. В это время как раз каскадер один травму позвоночника получил на съемках какого-то боевика. Вот где надо было к ответственности привлекать. А у нас никто себе ничего не сломал.
* * *
– Извини, что налетел на тебя, – сказал Фалько. – Надо же было пошуметь для приличия.
– Я не ради предлога ее взял, – объяснил Илларион. – Человек в самом деле ушибся.
– Сейчас звякну докторам. Проморочат ее в любом случае часа полтора.
– Не надо морочить, пусть все как положено сделают.
Они вошли в палатку, где среди прочего стоял профессиональный видеомагнитофон.
– Ребята пашут в три смены. Вырезали все куски, где хоть кто-то маячил.
– Пошли на остров своих, чтобы ребят собрали и промывали мозги до моего возвращения. Не надо, чтобы люди разбредались. Солнышко светит, но остров большой. Еще выпадет кто-нибудь из виду.
– Как раз командир эмчээсовцев должен туда приплыть. Будет инструктаж проводить перед третьим конкурсом.
– Если по делу, так еще лучше.
Вооружившись пультом, Илларион опустился на стул. Теперь все его внимание было приковано к экрану. Фалько тем временем заказал по телефону десяток бутербродов с икрой, балыком и паштетом из гусиной печенки.
– Только не здесь, будь другом.
– Да это тебе, закусить между делом. Я на диете – только апельсиновый сок.
– Отмени тогда. Не буду я извращаться по части еды, когда остальные варят остатки перловки.
На экране возникла неподвижная картинка: березка у берега – одна из немногих на острове.
Несколько секунд картинка маячила без всяких перемен, как стоп-кадр. Даже полоска воды не мерцала бликами.
Потом вдруг послышался знакомый голос:
– Смотри, черника. Красивые, все-таки, ягоды, с налетом. Если здесь недельку продержаться, совсем другими глазами будешь на них смотреть.
Рвать обеими руками и в рот, и в рот.
39 
