очень нудно 
67 
Разговаривать гээрушникам было не о чем, работали они обычно на пару и в ожиданиях переговорили уже обо всем на свете. Каждый знал подробности не только теперешней, но и школьной жизни своего напарника. Иногда Третьякову казалось, что это не Остроухов, а он прожил его жизнь, так ярко рисовались у него в голове картинки из школьного детства Третьякова, проведенного в городе Можайске, где сам Остроухов никогда в жизни не бывал.
Толстошеев с Мешковым никуда не спешили. Они даже не добрались в своей беседе до основной сути. Разговаривать о делах нужно на сытый желудок, когда никуда не спешишь, ничего тебе не хочется, ты на верху блаженства, хорошо соображаешь и не жадничаешь. Тогда легко отметаются всякие второстепенности, сомнительные порывы, а остается лишь главное – то, без чего дальше нельзя существовать, остается прикинуть, когда отправляться в путь и что с собой прихватить из самого необходимого.
Толстошеев разлил водку по рюмкам и заглянул в свою, словно там, на дне, таилось что-то интересное. Мешков заглянул в свою рюмку, а затем мужчины встретились взглядами и понимающе усмехнулись, как два притаившихся заговорщика.
– Говори, – блаженно произнес Мешков, откидываясь на спинку стула, – я уже созрел. – Действительно, Мешков был уже красен, как гавайский помидор.
– Вижу, – ответил Толстошеев и взялся за верхнюю пуговицу воротника.
Ему нестерпимо хотелось расстегнуть ее, потому как шея распухла. Он хоть и был худым, но его организм имел неприятную особенность: вся выпитая жидкость не исчезала в недрах организма, а, казалось, скапливалась в венах, наполняя их, как фекалии канализационные трубы в большие праздники.
– Заказ хороший есть, – прижмурившись, пробормотал Толстошеев. Сказал он это небрежно, быстро, скороговоркой, как о чем-то абсолютно необязательном и второстепенном. Так можно было бросить фразу: «Эта водка чуть лучше той, которую подавали на прошлой неделе».
– Это хорошо, – ответил Мешков, продолжая блаженствовать, – раз есть заказ, значит, жизнь продолжается.
– Еще как продолжается! Заказ большой, – сообщил Толстошеев, опрокидывая рюмочку водки в чуть приоткрытый рот, подцепил на кончик вилки ломтик осетрины и положил его на язык, словно укладывал на ломоть хлеба. Быстро втянул язык и принялся рассасывать жирную рыбу. – Перекопчена осетрина, дымом отдает.
– Я слушаю, – напомнил Мешков.
– «Иглы» нужны.
– Для какой швейной машинки? – хохотнул полковник, ведающий армейскими складами.
– Которые что хочешь прошивают. Летит по небу птичка, жужжит…
– Птицы не жужжат, – напомнил Мешков.
– Ну чирикают или свистят. Или курлычут. А ее раз – и иголочкой прошили, чик, и больше она не чирикает. И не курлычет, и не свистит. Мешков тут же помрачнел:
– Сколько «Игл» тебе надо, чтобы машинка работала?
– Два десятка меня бы устроило, но никак не меньше.
– Ты хоть знаешь, – прошептал Мешков, – сколько одна «иголочка» стоит?
Она же не то что золотая, она бриллиантовая.
– Как в песне поется, «мы за ценой не постоим».
Мешков облизнул губы. Ему не хотелось расставаться с мыслью, что деньги пройдут мимо него. Он сложил ладони перед собой лодочкой, будто собирался нырнуть в речку в незнакомом месте, затем раздвинул посуду и подался вперед:
– Знаешь, Матвей, подожди-ка месячишко или два? Я что-нибудь придумаю, я найду.
– Я и без тебя могу поискать. Они должны иметься у тебя.
– От меня не зависит, что у меня на складах лежит, мне все сверху спускают. У чеченов самолетов нет. Я тебе найду, точно найду!
– Мне сейчас надо, – нетерпеливо проговорил Толстошеев и занервничал.
Он не сумел удержаться от того, чтобы не застучать пальцами по столу.
– Я тебя не подводил, – шептал Мешков, – месяц-два, голову могу дать на отсечение! Достану!
– Неделя, от силы две, – выдохнул Толстошеев, – иначе мне голову отпилят.
Мешков качал головой и продолжал облизываться:
– Если бы ты сказал, что тебе требуются минометы, мины, автоматы, этого добра я тебе хоть сейчас отгрузил бы от пуза. Если бы ты сказал, что тебе нужна взрывчатка, и ее бы сделал. Но «иглы» для швейных машинок – не мой профиль.
– Что ж, – произнес Толстошеев, – на «нет» и суда нет. Отдыхай, Мешков, расслабляйся, думай. А мне придется другого мужика найти.
Мешков насупил брови, и его лицо от напряжения сделалось похожим на обданный кипятком помидор, только что пар не шел.
67 
