– Что на завтра?
– Ложись пораньше, с утра поедем на автодром совершенствовать навыки вождения, – и, не дав Герману что-либо возразить и спросить, что к чему, Серебров вышел из машины.
«Черт знает что такое! Квартиру снял, газету изготовил, фотографии на компьютере час собирал по крупицам, от одного идиота мундир, от другого нормального человека, пусть он извинит меня за святотатство, звезду Героя России. Голову от Сереброва приладил и все на фон шасси стратегического бомбардировщика поместил. А он пять минут генерала в квартире подержал и, кажется, даже вспоминать о ней больше не собирается».
* * *
Генерал Кабанов после вчерашнего еще спал, а Кристина уже поднялась.
Мать удивленно уставилась на дочку:
– Чего это тебя ни свет ни заря с постели подняло?
– На занятия.
– Какие?
– По вождению.
– Врешь, не бывает занятий по воскресеньям, у тебя только по будням.
– Мне полковник Кречетов пообещал на своей машине дать потренироваться, у него тоже «Волга».
– Если Кречетов, то иди.
– Мама, даже если бы это был кто-то другой, мне уже двадцать один год, и твое счастье, что ты обо мне многого не знаешь.
– Договоришься у меня!
Выходя из подъезда, Кристина дала себе зарок, что будет держать себя с полковником Кречетовым строго. Как любил говорить ее отец, «следует соблюдать дистанцию».
Но это не удалось ей с самого начала. Женщине тяжело отказать, если мужчина любезен с ней. Серебров распахнул дверцу машины, не дал Кристине даже прикоснуться к ручке. Мягко прикрыл дверцу.
– Я пока ехал, уже все разузнал, где у вас автодром, где у вас магазин, где у вас ресторан.
На автодроме Серебров передал Кристину под опеку Германа, а сам, устроившись на лавочке, принялся сочинять речь для генерала Кабанова, которую тот должен будет произнести в эфире. В подобном жанре Сергей раньше никогда не работал, но ему даже не понадобились ни записи выступлений других кандидатов в депутаты, ни газетные статьи.
Серебров рассудил так: самое важное и нужное само остается в голове, а второстепенное забывается.
Все, что ему запомнилось из случайно услышанных выступлений, все, что запало в память с мельком виденных листовок, он свел воедино. Получилось вполне прилично, главное – коротко и доходчиво.
"Выступление должно напоминать куплетик идиотской песни, лишенной смысла. Единственное требование – чтобы слова, как гвозди, забивались в мозг.
И мне это, кажется, удалось".
Сереброву хорошо работалось на лавочке, несмотря на шум двигателей машин, мучимых неумелыми водителями. Он любил работать на улице, сливаясь с городом.
Герман оказался хорошим инструктором, главным образом благодаря соблюдению правил поведения, сформулированных для него Серебровым.
– Ты инструктор, и поэтому не должен приставать к женщине: не клади ей ладонь на колено, не придерживай за плечи, – предупреждал его Серебров.
– Это будет тяжело сделать, – признался Богатырев.
– Есть хороший прием, как избежать соблазна.
– Какой же?
– Он действует безотказно. Представь, что рядом с тобой сидит мужчина. Веди себя с женщиной так, как вел бы себя с мужиком.
– Так что, и матом ругаться можно? – съехидничал Богатырев.
– Про себя можно ругаться самыми страшными словами. Кстати, это один из приемов политических выступлений, его, сам того не зная, использует Кабанов. Он не умеет думать без матерщины, но генеральские должности приучили его время от времени в публичных местах избегать мата. Поэтому вместо непристойных слов он делает паузы, проговаривая эти слова в голове. От этого его речь кажется размеренной, и люди уверены, что он тщательно обдумывает каждое слово. Мат не звучит, но эмоциональная окраска остается.
– Нет, Кристина, не так, – говорил Богатырев, когда женщина вновь включала не ту передачу, и тут же задерживал свою ладонь над ее пальцами, не решаясь прикоснуться к ним.
– Как? – Кристина доверчиво смотрела на Богатырева.
– Первая передача в «Волге» включается вот так, – и Герману приходилось браться не за набалдашник, а за рычаг. Его словно током ударило, когда его пальцы скользнули по ноге женщины. – Извините, – пробормотал он.
– За что?
Герман смутился.
– Я и не заметила, – весело отвечала Кристина, ее забавляла нерешительность инструктора. Все она прекрасно замечала и понимала.
Герман набычился и попытался представить на месте соблазнительной женщины мужика. Удавалось это с трудом, но наконец Герман сумел представить рядом с собой Сереброва, его-то видеть на переднем сиденье уже приходилось.