Особенно,... 
187 
Тереза спустила ноги на холодный пол, встала и подошла к старому, засиженному мухами зеркалу. Она вспомнила второй сон. Белый-белый особняк с высокими колоннами на берегу огромного океана, гордый дом с просторными залами, множеством слуг, красивой мебелью, картинами, коврами. Ее дом. Она сидит в качалке и смотрит на океан. Что-то не так, что-то не то… Что? Тереза поднимается, вот так же подходит к зеркалу и видит, что она уже старуха: седые волосы, сморщенное лицо. А под белым шелковым платьем — дряхлое тело. У нее есть все, и нет ничего. Ни молодости, ни будущего, ни любви.
Тереза смотрела на себя: ей не нравилось, как она выглядит, хотя на самом деле она была еще очень молода, и зеркало не способно было испугать ее так, как во сне. Да, она не умела кокетничать, смотреть томно и весело, с задорным смехом, сверкая глазами, откидывать голову назад… Она вела себя слишком прямолинейно, а если становилась изворотливой, гибкой, то это была гибкость змеи, а люди не любят змей. Она забыла, что значит быть ласковой, мягкой, нежной. Она потеряла женственность. Зачем она приехала сюда? Нет, не праздновать победу, опять унижаться. Потому что она одна, потому что до сих пор все так же несчастна.
Поплакав немного, начала одеваться. Тереза не хотела, чтобы тот, к кому она ехала, сразу узнал ее, потому надела шляпу с длинной густой вуалью и темное платье. Кто она? Женщина без возраста… Вечно ищущая что-то и не находящая, а может быть, просто слепая.
Тереза добралась до вокзала Ватерлоо, села в поезд и отправилась в одно из Лондонских предместий.
Она сошла на землю и с наслаждением вдохнула свежий воздух. Над землею витал туман, и холмы уныло серели на горизонте.
Тереза быстро отыскала нужный ей особняк, прошла вдоль высокой чугунной решетки и вскоре очутилась на ведущей к крыльцу тисовой аллее.
Это был старинный дом из серого камня с узкими окнами и дверями. Тереза спросила того, кого искала, и ее проводили в комнаты, попросив подождать. Она осмотрелась. Дубовая обшивка стен, двери обиты зеленым сукном. Впечатление мрачности рассеивал яркий огонь, горевший в большом камине паросского мрамора, светлые ковры с яркими цветами и диваны с креслами, затянутые в белые чехлы.
Появилась молодая женщина со светлыми, гладко причесанными волосами. Ее внешность показалась Терезе пресноватой, но держалась она безупречно и обладала хорошими манерами.
— Я миссис Милнер, мисс, — сказала женщина, и Тереза уставилась на нее своими темными глазами.
Эта молодая англичанка — жена Нейла! На мгновение губы Терезы растянула усмешка. Значит, он женился на скромной, чопорной англичаночке с фарфоровой кожей, приглаженной, чистенькой, как шелковые простыни, на которых с юности нежилось ее белое, сытое тело.
— А я Тереза Хиггинс.
Молодая женщина вопросительно смотрела на посетительницу.
— Вы пришли наниматься в гувернантки, мисс? Тереза чуть не расхохоталась. В гувернантки? Это
уж слишком! К кому? Наверное, к детям Нейла? Конечно, у него, скорее всего, есть дети…
— Почему вы так решили? — Хозяйка, казалось, растерялась.
— Мы давали объявление.
— Нет, мэм, — очень четко, напирая на каждое слово, произнесла Тереза, — я не гувернантка, я давняя знакомая вашего супруга, можно сказать родственница, и приехала с ним повидаться. Могу я его увидеть?
— Да, — сказала женщина, — конечно, мисс. Подождите немного.
Терезу позабавило, что хозяйка даже не попыталась узнать, что нужно незнакомке от ее супруга. Вот оно, английское воспитание!
Тереза освободила из-под длинной вуали руки в черных перчатках и поправила волосы.
Она продолжала рассматривать гостиную. Неожиданно выглянувшее солнце озарило комнату веселым светом, придав ей уютный, нарядный вид. Тереза представила себе, как здесь, перед камином, в воскресный день собирается вся семья. Она словно слышала звон серебряной посуды, видела пар, поднимающийся от чашек, чувствовала запах домашнего печенья.
Ей захотелось присесть, а еще лучше — высушить у огня подол юбки и согреть замерзшие ноги.
Тереза, не отрываясь, смотрела в огонь. Она знала, кто сейчас войдет в комнату, но, как ни странно, не ощущала трепета, не испытывала ненависти… Не было ничего, кроме слабого чувства уязвленного самолюбия, вызванного зрелищем и сознанием того, как спокойно и богато живет этот человек, тогда как она буквально задыхается от проблем.
Но ощущения потери любимого человека не было. Все ее прежние чувства пережили сами себя.
187 
