105 
И тогда Аристид Карпович спросил его с ухмылкой:
– Что же вы предлагаете конкретно, ваше сиятельство?
Но конкретно Мышецкий ничего не мог предложить: забастовка при тех условиях, в каких она возникла, далеко в степи, где все на откупе у воронов-духанщиков, – этот вопрос был неясен. Кроме общих, ничего не значащих фраз, Сергей Яковлевич – к стыду своему – ничего не мог ответить жандарму.
– Таково мое мнение, – закончил он.
И с неудовольствием заметил, что жандарм похоронил где-то в своих усах ядовитую усмешку.
– Сергей Яковлевич, – сказал Влахопулов, – вы лучше всех других поняли положение. Вам, мой милый, и карты в руки… Поезжайте с казаками! На вашу ответственность…
«Вот те раз, – удивился Мышецкий. – Договорились!»
Только тогда вступил в разговор Сущев-Ракуса.
– Не нужно никаких казаков, – начал полковник уверенно. – Перепори, господа, завтра хоть всю Россию – умнее Россия не станет. Дайте мне сюда эту ведомость. Сколько там на насыпи землекопов?
Посмотрел и отбросил ведомость:
– Триста с чем-то… всего-то? Где бухгалтер?
Позвали бухгалтера.
– Каков средний заработок землекопа?
– В среднем? – склонился тот.
– Да, в среднем. За последнее время.
– Сие трудно определить, господин полковник.
– Умники! – вдруг сочно выговорил жандарм и встал. – Бунтуют рабочие, и правильно делают, что бунтуют… Что же требовать внимания к ним от скорпионов-торгашей, ежели даже главный бухгалтер управы не ведает в расчетах!
Кобзев осторожно подал голос:
– Если вас, полковник, интересует недельный заработок, то я смогу сказать… Только это для земляных работ в средней полосе России.
– Черт с ним! Будем расплачиваться по средней…
Иван Степанович назвал сумму, и жандарм тут же ловко подсчитал на клочке, сколько требуется денег. Повернулся к бухгалтеру:
– Через десять минут деньги должны лежать на этом столе. Да не вздумайте тащить в ассигнациях. В степи – не разменять. Сыпьте мелочью…
Бухгалтер убежал. Сущев-Ракуса саркастически улыбнулся и крутанул ус. Неожиданно отвесил легкий поклон в сторону Кобзева:
– Вам спасибо, господин статистик. Поддержали…
Влахопулов хрипло шепнул Мышецкому:
– Ради меня, поезжайте вместе с полковником. А то у нашего жандарма иногда бывают опасные завихрения в масонство!
Аристид Карпович умно посмотрел на губернатора.
– Правильно, – сказал он. – Я и сам хотел попросить Сергея Яковлевича, чтобы он сопутствовал мне. Все-таки, согласитесь, господа, я власть карающая, а здесь нужен миротворец!..
В дорогу захватили три бочки вина и полный вагон чуреков. Неслись, пренебрегая опасностью, со скоростью семьдесят верст в час.
Два вагона позади паровоза, вперед тендером, лихорадило от вибрации. Стонали под колесами рельсы, звенели в окнах стекла.
Два человека на паровозе – два человека в вагоне.
Вино, чуреки, деньги…
А вокруг – степь, степь, степь.
Дымно, пыльно, жарко.
Сущев-Ракуса прикуривал одну папиросу от другой, его болтало от тряски, как тряпичную куклу. Он спросил Мышецкого совсем о постороннем:
– Что вы там задумали с Иконниковым? Журнал издавать, что ли?
Сергей Яковлевич, пригнувшись к уху жандарма, в грохоте и вое летящего поезда, втолковал ему свою мысль о сборнике в пользу голодающих.
– А что за писатели? – так же крикнул жандарм.
Мышецкий назвал несколько имен: Ясинский, Соколова, Каплунов-Уманский, Винницкая, Кауфман, Оглоблин, Дорошевич…
Состав, проскрежетав тормозами, остановился. В тишине, прерываемой шипением пара, Сущев-Ракуса ответил:
– Писателей стало – как собак нерезаных. В навоз плюнь – попадешь в писателя. А пишут – читать не успеваешь. И все какие-то новые…
Начальник дистанции, растерянный и жалкий, поднялся в вагон. Жандарм наорал на него безо всяких предисловий:
– Милостивый государь! Что у вас тут творится? Так нельзя вести дела с рабочими. Всю губернию мне взбаламутили… у вас хоть один духанщик есть сейчас под рукою?
– Один найдется.
– С головой его мне, – велел Сущев-Ракуса. – Выдайте… Без крови на этот раз не обойдется. И срочно созывайте рабочих. Чтобы переводчик был… Быстро все!
Начальник дистанции кубарем выкатился из вагона, а Сергей Яковлевич спросил:
– Зачем вам этот духанщик?
– Выпорю, – кратко ответил жандарм. – Выпорю и отпущу с миром: иди, миляга…
Вокруг поезда с начальством собралась громадная толпа голытьбы. Пожалуй, тут не триста с чем-то, а побольше… Русских лиц Мышецкий почти не различал в этой толпе – характерные скулы, глаза щелками, рваные халаты и тюбетейки. В руках – мотыги, похожие на оружие. Где-то в отдалении бойко пересыпалась птичья речь китайцев.
105 
