Нет, Элиар не сделался ни равнодушным, ни кровожадным, он слишком хорошо знал, что делать во время боя, чтобы зря распылять свои чувства, и всегда вполне осознавал близость, пожалуй, даже неизбежность смерти, осознавал слишком ясно для того, чтобы ее бояться.
…Дорога стала ровнее, и отряд ускорил движение. Солнце сияло так сильно, что все вокруг казалось белым, и было некуда деться от этого странного бесцветного пожара. Совсем недавно, когда они проходили через Малую Азию, природа была другой: пышная растительность, сочная лазурь небес, живописные горы, а здесь…
Время от времени кто-то вел наблюдение с возвышенных точек, и не далее как вчера вечером была замечена довольно большая группа мужчин: хотя они не шли строем, а двигались общей кучей, при них было оружие, и, похоже, они хорошо знали свой путь — он пролегал строго на восток. Если это были беглые рабы, их следовало казнить, если остатки вражеской армии, — взять в плен и допросить.
Элиар увидел их первым — они укрылись в углублении скалы возле одной из тех подземных каменных ям, где скапливаются запасы воды из зимних дождей и растаявшего снега, — хотя оттуда явственно доносился дурной запах, эту воду все-таки можно было пить. Он насчитал не сто и не двести человек, а всего лишь с десяток; заметив конный отряд, они взялись за мечи, но отступать было некуда, и Элиар решительно крикнул:
— Кто вы и куда идете?
Они не ответили. Элиар велел своим подчиненным не приближаться и не вступать в бой: в этих странных незнакомцах было что-то настораживающее. Изнуренные лица, беспокойные взгляды — эти люди давно были в пути… Элиар разглядывал их оружие: на двоих были шлемы с забралом, какие не используют в армии, и короткие мечи, такие же, как у римские пехотинцев, но с гардами. В этих атлетически сложенных фигурах и позах полунападения-полузащиты ему почудилось что-то очень знакомое… Это были… гладиаторы! Элиар не верил своим глазам. Гладиаторы?! Но куда и зачем они идут?
Он спешился.
— Если сдадитесь без боя, вам сохранят жизнь! — необдуманно пообещал он.
Ему не поверили. Быстро посовещавшись, незнакомцы решили сражаться. Элиар знал, что они не сдадутся: они привыкли к существованию на грани жизни и смерти, потому не слишком дорожили первой и почти не страшились второй.
Вопреки ожиданиям, все решилось довольно быстро: гладиаторы еще прежде потеряли много сил, к тому же римских всадников было значительно больше. Четверых рабов схватили, остальные были убиты.
Элиар подошел к одному из разоруженных пленников, которого держали два солдата, и приставил меч к его горлу.
— Гладиаторы? Рабы?
Тот презрительно молчал. В его взгляде не было страха, только безмерная усталость.
— Чего их допрашивать здесь?! — не выдержав, воскликнул один из солдат. — Скажут все в лагере, под пытками!
В тот же миг Элиар опомнился и опустил меч. И тогда раб вдруг сказал:
— Ты меня не помнишь?
Элиар вздрогнул. Сейчас он мог убить этого человека одним ударом, и никто не осудил бы его, но…
Немного поколебавшись, Элиар сделал знак своим подчиненным, и те отошли подальше.
— Стерегите остальных. Я хочу поговорить с этим человеком.
Он отвел пленника в сторону. Они остановились под стеной из слоистого известкового камня. Казалось, гладиатор удивлен таким поворотом дел: по-видимому, он ожидал, что будет немедленно убит.
— Кто ты? — с ходу спросил Элиар.
— Я Тимей, а ты… Я забыл твое имя… Мы вместе были в гладиаторской школе, потом нас купил сенатор Аппий Пульхр для личной охраны. А после ты… исчез. Почему-то я часто тебя вспоминал. — Он говорил медленно, спокойно, устало. — Ты же наш, ячменник, верно?
«Ячменник» — таким было презрительное прозвище гладиаторов, которых обычно обильно потчевали ячменем, поскольку считалось, будто этот злак способствует наращиванию мышц.
Элиар молчал. Происходило что-то странное. Смещение событий и времени: казалось, он не понимал, как здесь оказался, — словно бы не было тех многих тысяч стадий, отмеренных его ногами за эти годы, исчезло ощущение бесконечности и тягучести времени. Он будто бы очнулся в определенной точке своего существования, очнулся после долгого сна, ощутив внезапно нарушившийся ритм жизни.
— Не понимаю… — наконец произнес он. — Что вы здесь делаете?
— Мы идем в Египет из Кизика к нашему господину, Марку Антонию, чтобы его защитить. Он готовил нас для игр в честь своих побед, но теперь мы знаем, что его дела плохи. Нам не удалось достать корабль, и мы решили идти пешком.