ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Алая роза Анжу

Зря потраченное время. Изложение исторического тексто. Не мое. >>>>>

Бабки царя Соломона

Имена созвучные Макар, Захар, Макаровна... Напрягает А так ничего, для отдыха души >>>>>

Заблудший ангел

Однозначно, советую читать!!!! Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... >>>>>

Наивная плоть

Не понимаю восторженных отзывов. Предсказуемо и шаблонно написано >>>>>

Охота на пиранью

Винегрет. Але ні, тут як і в інших, стільки намішано цього "сцикливого нацизму ©" - рашизму у вигляді майонезу,... >>>>>




  162  

— Что произошло? Это очень серьезно? — встревоженно произнесла Ливия, присаживаясь возле ложа.

— Нет, — сказал Луций и опустил голову на подушку.

— Но прежде такого не случалось!

— Было, только давно. В детстве я не мог бегать и прыгать, как другие. А потом все вроде бы прошло, ведь я даже служил в армии.

— Тебе нужно поберечь себя, — заметила Ливия. Луций покачал головой. Ему была приятна ее забота.

— Завтра встану. Слишком много дел.

Ливия вышла, но вскоре вернулась и просидела в спальне до вечера. Они спокойно говорили. Луций мало спрашивал о поездке в Афины, и Ливия тоже не слишком много об этом рассказывала. Едва ли не впервые она была довольна тем, что все сложилось так, как сложилось. Как бы она чувствовала себя сейчас, если б нарушила данное себе обещание и бросилась в объятия Гая Эмилия? В конце концов, ее дом, ее семья были здесь, и она совершенно искренне не желала Луцию зла. Больше ей незачем ездить в Афины: она приняла посильное участие в судьбе Кариона, а что касается Гая Эмилия — отныне ей было достаточно знать, что он жив, и у него все в порядке.

…Элий шел по Эсквилину, по так называемому Кривому кварталу и жевал только что купленную в одной из открывшихся на рассвете пекарен горячую лепешку. Он убежал на улицу спозаранку, не позавтракав, поскольку опасался, что мать поручит ему какую-нибудь домашнюю работу. Постепенно светлело, и Рим просыпался: из мрака вырастали серые очертания домов, в окнах, доселе манивших вглубь своей черной пустоты, загорался свет. От камней мостовой пахло сыростью и гнилью: жители этого квартала не были озабочены тем, куда выливать помои.

Элию исполнилось тринадцать лет, он окончил начальную школу, и поскольку не проходило дня, чтобы его не секли за дурное поведение и нерадивость в учении, никому не приходило в голову заставлять его продолжать образование. Он одинаково ненавидел писать стилосом на навощенных дощечках, по которым скользила рука, и на папирусе — разведенными водою чернилами, которые брызгали и растекались. Зато ему нравилось носиться по улицам хоть в жару, хоть в холод, когда под ногами разбивались замерзшие лужи, шляться по рынкам, стягивая сладости из-под самого носа зазевавшихся торговцев, бежать за сенаторами по площади, громко распевая непристойные песенки, дразнить бродячих предсказателей и философов. Излюбленным занятием Элия и его приятелей было намазать монетку смолой, приклеить ее к камням мостовой и наблюдать, как какой-нибудь мелочный ремесленник с проклятиями отдирает ее от камней. Еще они забирались на крышу инсулы и швырялись камешками в прохожих или старались забрызгать грязью тогу незадачливого клиента. Элий часто приходил домой в царапинах и синяках, потому что лез в драку с любым, кто пытался его задеть.

Но теперь наступило другое время. Товарищи детских проказ и игр помогали своим отцам в мастерских, обучались ремеслу, а он… Он бесцельно бродил по городу, глазея на все что ни попадя, и сегодня вновь забрел в лощину между Палатином и Адвентином, где обычно состоялись бега. Ровную и широкую дорогу окаймляли пологие холмы, они представляли собой естественный амфитеатр, где обычно располагались зрители, — там были установлены деревянные и каменные сидения.

Неподалеку располагались конюшни, и Элия неуловимо тянуло сюда: он наблюдал за работой конюхов, ремесленников, чистильщиков колесниц, его привлекала красота лошадей — он любовался игрою их стальных мускулов под матовой кожей, неукротимой порывистостью и грацией движений. Иногда его прогоняли, в другой раз не обращали внимания. Для него же их разговоры, особые словечки были как глоток свежего воздуха.

Около полудня, когда Элий уже собрался уходить, какой-то человек подошел к нему, взял за плечо и резко повернул к себе:

— Что ты тут шляешься?

— Разве нельзя? — огрызнулся Элий, не собираясь убегать.

— Если надумал что-нибудь стянуть… — начал человек, но мальчик перебил:

— Я просто смотрю.

— Нравится? — усмехнулся мужчина.

И Элий признался:

— Да.

Они внимательно поглядели друг на друга. Собеседнику Элия было лет сорок, он сильно хромал на правую ногу.

— Сколько тебе лет?

— Тринадцать.

— Свободнорожденный?

Элий кивнул.

Мужчина (его звали Аминий) продолжал разглядывать мальчишку. В свои тринадцать лет тот выглядел на шестнадцать, ладно сложенный и крепкий. И красивый: густые белокурые волосы, яркие голубые глаза. По-юношески дерзкий, храбрый, быстрый, да к тому же явно не склонный к лишним размышлениям — такой легко может стать любимцем публики. Аминий опять усмехнулся. Прежде он сам был возницей, а теперь обучал новичков, решивших посвятить жизнь этому опасному делу.

  162