— Мне всегда казалось, никто из людей не сможет меня понять, и я не слишком к этому стремился, а Кариону, напротив, хочется быть понятым. — Он взял Ливию за руку, легонько сжал ее пальцы и неожиданно произнес: — Я изменился. Прежде умел смотреть на мир только своими глазами — теперь учусь видеть жизнь глазами своих учеников.
— Так ты согласен? Я заплачу за обучение и дам Кариону денег на все расходы. Оставлю раба-грека, чтобы он ему помогал.
Гай чуть заметно поморщился:
— Дело не в деньгах. Я должен посоветоваться с Клеоникой. Что она скажет, если узнает об этом усыновлении?
— Объясни, что Кариону нужно только твое имя. Тебе же известно, такие случаи нередки.
Он задумчиво покачал головой:
— Не знаю, не знаю…
— Почему у вас нет своих детей? — осмелилась спросить Ливия.
— Потому что я так решил, и можешь больше не спрашивать! — резковато ответил он. — Карион хочет получить имя, а мой настоящий сын, полагаю, нуждался бы в чем-то большем, в том, чего я никогда не смогу ему дать. Неужели ты не видишь, что перед тобой только тень прежнего Гая Эмилия Лонга?
— Не вижу, — твердо произнесла Ливия и прибавила: — А твоя жена? Ты считаешься с ее желаниями?
— Я объясняю ей то, что могу объяснить.
— И она понимает?
— Если б не понимала, не жила бы со мной.
Ливия решила прекратить этот разговор. Она могла бы спросить, почему его до сих пор угнетают давние потери? Разве он был частью того, что утратил? Но она слишком хорошо знала ответ Гая: пришло время, и он понял, что его жизнь — след на воде, что он не несет в себе ничего, кроме разочарования в самом себе… Женщина вздрогнула. Ей казалось, он существует вне своей прошлой жизни, вне былых чувств, любви к ней, Ливий. Что-то размазалось, стерлось, как на старой фреске, застыло и уже не менялось, не пленяло яркостью, не тревожило душу. Да, он все помнил, и она была дорога ему, но…
— Как тебе моя дочь? — спросила женщина, пытаясь отвлечься от тягостных мыслей.
— Мне кажется, она мало похожа на тебя.
— Что ж, возможно, это к лучшему.
Ливия ждала, что Гай заговорит о ее сыне, но он ничего не сказал, и она испытывала странную смесь облегчения и разочарования.
«У твоего ребенка есть все, — с горькой усмешкой подумала Ливия — Даже любящий отец». И внезапно ужаснулась, поняв, что отняла у Гая сына и расчетливо, разумно подарила его Луцию. Тарсия была права: она поступила жестоко не только по отношению к мужу — она несправедливо наказала и того, чье имя было начертано в ее сердце рукою богов…
…Гай Эмилий велел Кариону явиться в школу. Ливия не очень удивилась бы, если б узнала, что Гай ничего не сказал Клеонике: не смог. Он просто привел юношу к Бианору и странно смутился, когда пожилой грек неожиданно произнес:
— Твой сын?
— Почему ты так говоришь? — встревожился Гай.
— Вы похожи, — спокойно произнес хозяин школы, и тогда все окончательно решилось.
— Смотри, чтобы, научившись говорить, ты не разучился думать! — произнес Бианор обычное напутствие, и Карион вошел во двор школы.
…Через несколько дней Ливия и Аскония возвращались в Рим. Женщина молчала, глядя на колоннаду громоздившихся вдали гор, воздвигнутых богами словно бы в ознаменование своего могущества, и ей казалось, будто она оставила в Афинах что-то очень дорогое: свои истинные чувства, свои последние мечты. Хотя теперь… наверное, им не было приюта и там. Карион легко расстался и с Асконией, и с нею, он думал только об учебе и о новой жизни, да и в прощальном взгляде Гая Эмилия Ливия не заметила особого сожаления. Эти двое еще не поняли, что в каком-то смысле обрели друг друга. Им с Асконией не было места в таком союзе.
Неожиданно девочка нарушила молчание:
— Правда, что отец скоро выдаст меня замуж?
Ливия удивленно повернула голову и встретила растерянный взгляд жемчужно-серых глаз дочери.
— Я ничего об этом не слышала. Думаю, что не скоро: ты еще очень молода. В любом случае он спросит твоего согласия.
— А Карион вернется в Рим?
— Надеюсь, — сказала Ливия и ласково погладила волосы дочери.
…Приехав домой, она обнаружила мужа лежащим в постели: оказалось, два дня назад, во время заседания сената у него сильно заболело сердце, и он был вынужден покинуть курию. Спешно вызванный врач велел Луцию провести несколько дней в полном покое.
Она прошла в спальню, не снимая дорожной одежды. Увидев жену, Луций приподнялся на локте.