Толпа образовала какой-то странный водоворот; раздалось несколько восторженных криков, многие привстали на цыпочки и вытянули шеи. В сопровождении многочисленной почетной стражи и приближенных, среди которых было немало людей в белых тогах с пурпурной каймой, по Форуму шел тот, кто привлекал внимание граждан. Ливия не сразу сообразила, что это Гай Юлий Цезарь. Остановившись совсем близко, она смотрела на него во все глаза.
Он шел быстрым, хотя и несколько тяжеловатым шагом, коротко и серьезно отвечал на приветствия и имел сосредоточенный вид, как человек, спешащий по неотложным делам. Ливий бросился в глаза типично римский склад лица Цезаря: широкий лоб, твердый подбородок, чуть впалые щеки… Его голову украшал венок, конец тоги слегка волочился по земле, но в целом Ливия не заметила множественных знаков отличия, о которых так часто кричали жители Рима. То был Цезарь — полководец, повинуясь приказу которого, тысячи воинов шли на смерть, ощущая себя бессмертными, Цезарь — государственный деятель, чьи слова порою казались пророчески великими и врезались в память сограждан, словно выжигались огнем, и отпечатывались в сердцах, будто высекались на камне, и Цезарь — человек, римлянин, чьи башмаки ступали по тем же улицам и площадям, кто жил под тем же солнцем, был подвластен тем же богам и немилосердной судьбе.
Внезапно Ливию охватило чувство причастности к чему-то, прежде казавшемуся недосягаемым, великим, и она с волнением смотрела вслед Цезарю. Девушке пришла в голову странная мысль о том, что она должна любить и любит Цезаря именно за то, что он проживет на земле известный только богам срок, испытает те же земные радости и горести и исчезнет, уйдет в вечность, унеся с собою тайны души и сердца, так же как и она, Ливия Альбина, и миллионы других людей. Ее словно бы закружил какой-то внутренний вихрь, и она ощутила радость жизни и страх смерти не инстинктом или рассудком, а всем своим существом, ощутила, увидев человека в образе того, кого возносили превыше богов. И это была не священная, трепетная, а обычная, чисто человеческая радость и такой же вполне объяснимый человеческий страх.
Но вот Цезаря поглотила толпа, и Ливия продолжила путь. И хотя сейчас она испытывала волнение несколько иного рода, чем час или два назад, настоящее все еще пугало ее больше, чем будущее, потому что именно в настоящем и должна была решиться ее судьба.
Отыскав дом Гая, Ливия остановилась в нерешительности, но затем все-таки постучала, и когда он возник на пороге, просто стояла и смотрела на него, держась за косяк, белая, точно меленая стена. И в ее широко раскрытых блестящих глазах застыла тихая радость пополам с безнадежностью, словно к ней вернулось внезапным видением давно утерянное счастье.
— Ливилла! — воскликнул Гай, беря ее за руку и тем отчасти возвращая к жизни. — Как ты здесь оказалась?
В его голосе и взгляде бархатистых, как южная ночь, глаз угадывалось волнение и непонятный испуг, точно сейчас должно было случиться нечто непоправимое.
— Я сбежала из дома, — медленно произнесла Ливия. — Я должна была увидеть тебя и сказать, что или нам надо уехать вместе или мне придется выйти замуж за Луция.
Лицо Гая потемнело, и он чуть крепче сжал руку девушки. Они стояли посреди комнаты и смотрели друг на друга глаза в глаза.
— Уехать? — повторил он.
— Да, — отвечала Ливия, — отец пригрозил, что заставит тебя покинуть Рим. Я не знаю, что в его власти, но он не бросает слов на ветер.
Гай изменился в лице и произнес с напряженным спокойствием:
— Не надо бояться за меня.
А Ливия ждала. Ждала, что он скажет: «Все, поедем в Этрурию, а если нет, то — в Грецию, на острова, где нас никто не найдет, где мы будем вместе. Остальное — не важно».
Но Гай молчал. Очевидно, он не был готов к тому, чтобы все потерять. Да, он хотел ее получить, но не на таких условиях, не такой ценой.
Ливия рассказала ему о разговоре с Луцием Ребиллом и с отцом, и Гай Эмилий слушал ее, еле сдерживая себя, кусая губы, тогда как ее голос звучал спокойно и ровно.
— Я буду вынуждена выйти за Луция, — сказала она в конце и сделала паузу, а когда Гай ничего не ответил, ее глубокое, тайное, настороженное волнение вдруг прорвалось, и голос внезапно сорвался в рыдание: — Не представляю, как я стану жить с ним…
Он обнял ее и мягко притянул к себе.
— Я тоже не перенесу, если ты выйдешь за другого…